«Здесь, в Боливии, староверы прекрасно сохраняют русский язык»

[Neta]

 

Лингвист Ольга Ровнова рассказала РП про исконно русскую жизнь в самом центре южноамериканских джунглей

 

Это просто мечта фоторепортера: джунгли, «много-много диких обезьян» и на этом диковинном фоне — она, голубоглазая девушка в сарафане и с русой косой до пояса. А вот и деревня, где по улицам бегают белобрысые мальчишки в расшитых рубахах, а женщины обязательно убирают волосы под шашмуру — специальный головной убор. Разве что избы не бревенчатые, а вместо березок пальмы. Россия, которую мы потеряли, сохранилась в Южной Америке. Там после долгих скитаний нашли пристанище староверы в своем стремлении сохранить веру и жизненные устои предков. В итоге им удалось сберечь не только это, но и русский язык прошлых веков, за которым, как за сокровищем, в Южную Америку едут лингвисты.

 

Старший научный сотрудник Института русского языка РАН Ольга Ровнова недавно вернулась из очередной, уже девятой по счету экспедиции в Южную Америку. На этот раз она побывала в Боливии, в деревне Тоборочи, основанной староверами в 1980-х годах. Мы расспросили ее о бытовании русского языка на другом конце земли.

 

— Расскажите в двух словах, как вообще в Южной Америке оказались староверы?

 

— Их предки бежали из России в конце 1920-х — начале 1930-х годов в Китай от советской власти. В Китае они жили до конца 1950-х годов, пока и там не начали строить коммунизм и сгонять всех в колхозы. Староверы снова снялись с места и перебрались в Южную Америку — в Бразилию и Аргентину.

 

— А почему они перебрались в Боливию?

 

— Не все смогли прижиться в Бразилии на тех землях, что выделило им правительство. Это были джунгли, которые надо было выкорчевывать вручную, плюс почва имела очень тонкий плодородный слой — их ждали адски тяжелые условия. Поэтому через несколько лет часть староверов начала искать новые территории. Кто-то уехал в Боливию и Уругвай: здесь им тоже предложили участки джунглей, но зато почва в Боливии более плодородная. Кто-то узнал, что земли продают и США, в штате Орегон. Отправили делегацию на разведку, те вернулись с самыми благоприятными впечатлениями, и часть староверов переехал в Орегон. Но поскольку семьи у староверов большие и им надо много жизненного пространства, то из Орегона они со временем отправились в Миннесоту и дальше, на Аляску, где издавна проживало некоторое количество русского населения. Кто-то уехал даже в Австралию. Пословица «Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше» очень подходит к нашим староверам.

 

— Чем они занимаются на новых местах?

 

— В Боливии и в Латинской Америке в целом — сельским хозяйством. В деревне Тоборочи, где мы были в этом году, они выращивают пшеницу, бобы, кукурузу, а в искусственных прудах разводят амазонскую рыбу паку. И знаете, у них хорошо это получается. Труд на земле дает им неплохой доход. Конечно, есть разные ситуации, но, преимущественно, латиноамериканские староверы — весьма зажиточные люди. В США ситуация немного другая — там часть семей работает на заводах и в сфере обслуживания.

 

— Какой он, русский язык латиноамериканских староверов?

 

— Это живой диалектный русский язык, на котором говорили в России в XIX веке. Чистый, без акцента, но это именно диалект, а не литературный язык. Налицо редкая ситуация: лингвистам хорошо известно, что в случае эмиграции люди теряют родной язык уже в третьем поколении. То есть внуки уехавших уже обычно не говорят на родном языке своих бабушек и дедушек. Мы видим это на примерах и первой, и второй волны эмиграции. А здесь, в Боливии, староверы прекрасно сохраняют язык: четвертое поколение говорит на чистом русском языке. В этот раз мы записывали мальчика 10 лет. Его зовут Дий, в школе он учится по-испански, но дома говорит на русском диалектном языке.

При этом важно, что язык староверов не законсервирован. Он живой, он развивается. Правда, в отрыве от России он развивается другим путем. В их речи очень много слов, заимствованных из испанского языка. Но они их встраивают в систему русского языка — лексически, морфологически. Например, автозаправку они называют «газолинка» от испанского слова gasolinera. У них нет словосочетания «сельское хозяйство», поэтому про себя они говорят: «Мы занимаемся агрикультурой, агрикульторы мы». И эти заимствования идут в их речи вперемешку с устаревшими словами, которые уже не встретишь в нашем языке. Например, дерево у них — лесина.

Эта ситуация характерна для всех староверов, живущих в Южной Америке. В то время как в США или Австралии ситуация обратная. Там уже второе поколение полностью переходит на английский. Например, если бабушка живет в Боливии, а внук — в штате Орегон или на Аляске, то они уже не могут общаться напрямую.

 

— А почему русский язык лучше сохраняется в Южной Америке, чем в Северной?

 

— Есть общая тенденция: чем богаче страна, тем более сильное влияние она оказывает на староверов — и экономическое, и лингвистическое. В том же Орегоне женщины вовлечены в экономическую деятельность. Как правило, они работают — в сфере услуг или на производстве. И, естественно, они сами активно учат язык страны пребывания. Дети ходят в англоязычную школу, смотрят телевизор на английском языке. Родной язык постепенно уходит.

 

В Латинской Америке не так. Задача зарабатывать деньги лежит полностью на мужчине. Женщины не обязаны работать и, следовательно, они меньше общаются с местным населением. Задача женщины — вести домашнее хозяйство и воспитывать детей. Они не только хранительницы очага, но и хранительницы языка.

 

Имеет значение и населенный пункт, где живут староверы. Здесь, в Боливии, староверы живут в своей деревне, полностью в своей среде. Их дети посещают школу, где им преподают на испанском языке, но что характерно: и в Боливии, и в Бразилии староверы стараются построить школу у себя в деревне — зачастую за свои деньги — и договариваются, чтобы к ним ездили учителя, вместо того, чтобы отправлять детей в чужую деревню или в город. Поэтому дети постоянно находятся в деревне, в которой — за исключением школы — везде говорят только по-русски. Кстати, и в России хранителями диалектов являются именно сельские женщины. Мужчины теряют диалект гораздо быстрее.

 

— Все-таки на диалекте какой именно местности говорят староверы?

 

— В основном они увезли с собой язык той местности, откуда бежали за границу. Например, в Эстонии, на берегу Чудского озера, живут староверы, когда-то пришедшие с Псковщины. И псковский диалект по-прежнему прослеживается в их речи.

Боливийские староверы попали в Китай через два коридора. Одна группа пришла в провинцию Синьцзян с Алтая. Вторая группа бежала из Приморья. Они перебрались через Амур и осели в Харбине, и в их речи есть отличия, о которых я скажу чуть позже.

Но что интересно, и синьцзянцы, и харбинцы, как они сами себя называют, в своей основной массе — это кержаки, потомки староверов из Нижегородской губернии. При Петре I они вынуждены были бежать в Сибирь, и в их речи прослеживается диалект Нижегородской губернии.

 

— А что это за диалект?

 

— Мне придется вам буквально в паре слов рассказать про русские диалекты. Есть две большие группы диалектов — Северное наречие и Южное наречие. Самые известные различия в произношении таковы: на севере «окают», а на юге — «акают», на севере звук [г] взрывной, а на юге — фрикативный, в слабой позиции произносится как [х]. И между этими двумя наречиями проходит широкая полоса среднерусских говоров. Они очень пестрые, но каждый взял что-то от Северного наречия, а что-то от Южного. Например, московский говор, который лег в основу русского литературного языка, — это тоже среднерусский говор. Для него характерно южное «аканье» и при этом северное взрывное [г]. Говор южноамериканских староверов — среднерусский, но он отличается от московского.

Они тоже «акают», но от северного говора они взяли, например, так называемое стяжение гласных, то есть они говорят «Така красива девка», «Таку красиву девку в жены взял».

 

— А есть ли различия в языке у разных общин американских староверов?

 

— Есть. И эти различия обусловлены не тем, кто в какой местности сейчас проживает, а тем, из какой части Китая они уехали в Америку. Хотя их речь очень похожа, но все же в речи синьцзянцев есть черты, которые вызывают усмешку у харбинцев. Например, синьцзянцы вместо звука [ц] говорят [с]. Вместо цыпленка у них «сыпленок», «сарь» вместо царя. А [ч] они произносят как [щ]: сынощек, щайник, лавощка. Это очень режет слух, особенно в начале общения. И харбинцы, у которых всего этого нет, считают свою речь более правильной, более похожей на российскую. Вообще для староверов очень важно осознавать свою близость к России.

 

[Neta]

— Кстати, а что староверы думают о нашем с вами русском языке?

 

— Они очень за него переживают. Они не понимают многих слов, которые появились в России за последние годы. Характерный пример, были мы в одном доме, а там к хозяевам приехали родственники с Аляски. Один из них спрашивает, на каком языке сейчас говорят в России. На русском, отвечаю я. «Какой же это русский язык, если они куфайку называют sweater!»

 

У староверов не в чести телевизор, но они все равно смотрят русские фильмы, а потом начинают задавать мне вопросы. Однажды меня спрашивают: «А что такое любовница?». Я им объясняю, а они говорят: «А! Так это по-нашему "ухажерка"!» Или девушка, которая очень любит готовить, посмотрев наши кулинарные форумы, спрашивает меня, что такое пирожные — «пироги знаю, и пирожки, а пирожных не знаю».

 

— Действительно, казалось бы, что староверы должны избегать всех этих современных технологий, однако они даже интернетом пользуются?

 

— Это не поощряется, но и не запрещается. В работе они используют современную технику: в полях у них — тракторы и комбайны John Deer. А дома — скайп, с помощью которого они поддерживают связь с семьей по всему миру, а также находят своим детям невест и женихов — в обеих Америках и в Австралии.

 

— Я как раз хотела спросить про браки, ведь для закрытых сообществ характерны близкородственные союзы и, как следствие, нарастание генетических проблем.

 

— Это не про староверов. Не зная генетики, их предки установили правило восьмого колена: браки между родственниками до восьмого колена запрещены. Они прекрасно знают свою родословную на такую глубину, всех своих родственников. И интернет им важен, чтобы находить новые семьи в условиях, когда староверы расселились по всему миру.

 

 

Впрочем, они допускают и браки с чужаками, при условии, что те примут веру и выучат молитвы. В этот приезд мы видели молодого человека из местных, который ухаживал за девушкой из деревни. Он очень интересно говорит: на диалектном русском языке с испанским акцентом.

 

— А в какой степени сами староверы владеют испанским языком?

 

— В достаточной, чтобы жить в стране. Как правило, лучше языком владеют мужчины. Но когда я с одной из женщин зашла в магазин и поняла, что моего испанского явно не хватает, чтобы объясниться с продавщицей, моя спутница оказалась очень бойкой переводчицей.

 

— Какова, на ваш взгляд дальнейшая судьба русского диалектного языка в Южной Америке? Будет ли он жить дальше?

 

— Мне очень хотелось бы приехать к ним лет через 20 и посмотреть, каким станет их русский язык. Конечно, он будет другим. Но знаете, у меня нет тревоги за русский язык в Боливии. Они говорят без акцента. Их диалект чрезвычайно живучий. Это совершенно уникальное сочетание архаики и инноваций. Когда им надо назвать новое явление, они с легкостью изобретают новые слова. Например, мультфильмы они называют словом «поскакушки», гирлянды лампочек — «помигушки», ободок на волосы — «одевашка». Они знают слово «кредит», но сами говорят «взять на выплатку».

 

Староверы очень широко используют метафоры для обозначения новых предметов или понятий. Например, я показываю мальчику на дерево в их деревне — это большое дерево с крупными душистыми ярко-красными гроздьями цветов. Спрашиваю: как оно называется? «Не знаю, сестра сиренькой зовет», — отвечает мне мальчик. Другие цветы, другой аромат, но похожая форма гроздьев — и вот тебе сиренька. А мандарины они называют «мимозкой». Видимо, за их круглую форму и яркий цвет. Спрашиваю у девочки, где ее брат. «Фадейка-то? Мимозку очишшат». Вон, мандарины чистит...

 

Не зная ничего о такой науке, как социолингвистика, староверы в Боливии делают ровно то, что надо делать, чтобы сохранить язык. Живут обособленно и требуют, чтобы в деревне, дома говорили только по-русски. И я очень надеюсь, что русский язык будет звучать в Боливии еще долго.

 

Источник: Русская планета

[Марион]

Вот еще про старообрядцев в Боливии, уже старенькое, из 2005 г.. И про то же самое селение, Тобороче (или Табороче):

 

Сарафаны под кокосами

 

Обозреватель «Аргументов и фактов» попал в Россию, где в лесах водятся ягуары, на огородах сажают ананасы, а коренные сибиряки не знают, как выглядит снег. И это ему не приснилось!

-ОЙ, нешто к нам в деревню едете, господин хороший? А зря. Нонеча жара, и така пылишша, така пылишша стоит на дороженьке — вдоволь наглотаетесь! — женщина в синем сарафане говорила скороговоркой с явным сибирским акцентом, и я еле успевал понимать ее певучие слова. Показав, как лучше проехать в село, Степанида повернулась и пошла дальше, в сторону шумевшей листьями кокосовой рощи. Стоявший рядом с ней мальчик в рубахе навыпуск и картузе сорвал с ближайшего дерева манго и последовал за матерью, отмахиваясь от москитов.

«Хрисанф! — услышал я строгий голос. — Сколько раз тебе говорила, дурню, — не ешь манги, они ишшо зеленые, потом набегаисси ночью!»

 

…ПЕРВЫЕ русские деревни в небольшом южноамериканском государстве Боливия появились очень давно. Когда именно — местные жители даже и не помнят. Вроде бы самые первые переселенцы приехали аж в 1865 году (власти тогда бесплатно раздавали колонистам пахотную землю), а еще через семьдесят лет из Китая прибыла целая толпа сибирских и уральских крестьянских семей, которым после большевистской революции пришлось бежать из России. Сейчас в двухстах километрах от боливийского города Санта-Крус расположились сразу три большие деревни русских переселенцев, где живут около двух тысяч человек. В одно из этих селений — Табороче — мы и ехали по пыльной дороге вдоль бескрайних боливийских полей, заросших русскими подсолнухами.

 

…Дверь дома деревенского старосты Мартьяна Онуфриева открыла его дочь, сероглазая застенчивая красавица в сарафане. «Тятеньки нетути. Они в город по делу уехали. Да вы не стойте на пороге, заходьте в избу». «Избой» называется крепкий каменный дом с черепичной крышей, на манер тех, что строят в Германии. Поначалу русские мужики в Боливии пилили слоновые пальмы и мастерили дома из бревен, однако быстро от этой затеи отказались: в условиях тропической влажности и вездесущих термитов жилище немедленно начинало гнить и вскоре превращалось в труху. Словами русскую деревню в Боливии описать невозможно — это попросту надо видеть. Собаки в будках (что приводит в шок боливийцев -зачем псу отдельный дом?!) и мычащие буренки, пасущиеся в тени банановых пальм. На огородах народ с песней «Ой мороз, мороз!» пропалывает ананасы. Бородатые мужики в вышитых рубахах, подпоясанные кушаками, лихо управляют японскими джипами, переговариваясь по мобильникам, а девушки в сарафанах и кокошниках носятся до поля и обратно на мотоциклах «Хонда». Впечатлений в первые пять минут хватило настолько, что рот с трудом закрылся.

— Сейчас хорошо стали жить, слава те господи, — замечает 37-летняя крестьянка Наталья, также пригласившая меня в «избу». — А впервой, как люди приехали, у них не то што тракторов, лошадей не было — на бабах пахали землицу-то. Кто-то разбогател, а кто-то нет, но все дружно живем. Маменька сказывала, в России бедный богатому завидует. А по.ему так? Ведь Бог сотворил людей неравными. Чужому богатству завидовать негоже, особливо, ежели люди в труде. Кто тебе мешает? Возьми сам да заработай!

 

Наталья родилась в одной из русских старообрядческих деревень, глубоко в джунглях Бразилии. Сюда переехала, когда вышла замуж — в 17 лет: жить привыкла, однако по-испански так и не говорит: «Даже считать по-ихнему не умею. А зачем мне? Так, немножечко, ежели на базар пойду». Ее отца в пятилетнем возрасте вывезли из Хабаровской губернии, сейчас ему уже больше восьмидесяти. На папиной родине Наталья никогда не была, хотя очень хочет поехать. «Тятя шибко красиво про Россию рассказыват — у меня ажио сердечко щемит. Уж, говорит, природа-то така красива. И в лес пойдешь, грибов тама, дескать, столько — наберешь полные лукошки. А тут ходи не ходи — нетути, да ишшо, упаси Бог, и на ягуара нарвесси — повадились, окаянные, на водопой ходить».

 

СКАЖУ честно — я попросту не ожидал, что услышу в Табороче русскую речь. По работе мне приходилось много общаться с детьми белогвардейцев, состарившихся во Франции и США, — все они говорили по-русски неплохо, но заметно коверкали слова. Но здесь меня ждал сюрприз. Эти люди, которые никогда не были в России, а у многих отцы и деды родились на земле Южной Америки, общаются на русском так же, как их предки сто лет назад. Это язык сибирской деревни, без малейшего акцента, певучий и ласковый, изобилующий словами, которые в самой России уже давно вышли из употребления. В Табороче говорят «желаете» вместо «хотите», «чудно» вместо «удивительно», «шибко» вместо «очень», не знают слов «пятилетка» и «индустриализация», не понимают русского сленга в виде «ну, блин» и «ни фига ж себе». Здесь, возле увитого лианами тропического леса, каким-то невероятным образом сохранилась дореволюционная Россия, которой мы уже не помним. И появляется мысль: а может быть, именно такой сейчас (безусловно, за исключением ананасов в огороде) и была бы российская деревня, не случись Октября?

 

Шестилетняя Евдокия, сидя на пороге, играет с подросшим котенком. — В отличие от России котик за неимением мышей ловит в доме ящериц. Мимо пролетает красный попугай, но привыкшая к ним девочка не обращает на птицу внимания. Евдокия говорит только по-русски: до семи лет детей воспитывают в деревне, в домашнем мирке, чтобы они запоминали язык, а потом уже отпускают в школу — учить испанский. Матери рассказывают детям сказки, что передают из поколения в поколение: про Иванушку-дурачка, Емелю и щуку, Конька-горбунка. Книг у поселенцев практически нет, да и где в боливийской глуши достанешь сборник русских сказок. Мужчины говорят по-испански поголовно, а вот женщины — не очень. «Девке-то на што спанский язык ведать? — говорит соседка Натальи дородная Феодосия. — Замуж выйдет, там детки пойдут — надо по хозяйству управляться да пироги печь, а мужик пущай себе в поле пашет».

 

ДНЕМ жителей Табороче и верно можно легко найти в поле. Выращивают все, что можно: кукурузу, пшеницу, подсолнухи. «В этой земле не растет только то, что не посадишь!» — шутит один из бородачей, сидящий верхом на тракторе. Один из старообрядцев даже в прошлом году удостоился статьи в местной газете — собрал самый большой урожай сои и… ананасов. «Были те, кто скопил деньжат да поехал повидать Россию, — рассказывает Терентий. Вернулись такие чудные — все глазьями хлоп-хлоп. Говорят: в деревнях в Сибири народ голодует да водку пьет, а землю отчего-то не пашуть. Я говорю: да как же так — эвон земли-то сколько, берите да хлеб растите, иль ишшо што! Да лень им, говорят. От беда-то какая, господи — это что ж большевики с бедной Россией сделали! А еще чудно ему было, что все вокруг по-русски говорят — прям не верилось. Мы-то привыкли тут, что человека спроси что на улице — он по-испански в ответ. Я послушал его и тоже деньги на поездку коплю — если Бог даст, через пару лет приеду обязательно».

В Санта-Крус русские крестьяне ездят продавать то, что вырастили. Приезжая, селятся в таких отелях, чтоб не было телевизора и радио (это грех), с собой берут посуду — «штоб ихней не опоганиться». Но жить в город из деревни не уезжает никто. «У мя самого детей-то шестеро, — говорит 40-летний Терентий. — А в Санта-Крусе бесовских соблазнов много: ничего хорошего из жизни там не выйдет. Сыновья на боливианках женятся, девки за боливианов замуж пойдут, а энто зря — они и лоб перекрестить по-нашему не умеют».

 

Боливийским, а также другим мужчинам и женщинам в принципе можно вступать в брак с жителями русских деревень, но при одном условии — следует перекреститься в «русскую веру», одеваться, читать и говорить по-русски. Всего таких браков было два, и оба развалились. Девушка-боливийка, которая «пошла» за русского парня, не выдержала постоянных стычек со свекровью: и кокошник носишь криво, и по-русски говоришь неправильно, щи варишь плохие, а Богу молишься неусердно. В итоге молодая жена сбежала, а муж, к удовольствию матери, отправился в Уругвай за русской невестой. Другой гражданин Боливии (кстати, индеец племени аймара), женившийся на русской девушке, был принят в Табороче настороженно — «черный весь, как негра, как быдто уж посветлее девка найти не могла», однако впоследствии его развод с женой вся деревня осуждала: «Эвон, у них детей уже пятеро — сидят по лавкам, сопли вытирают. Коли наделал стока — терпи, а не бросай бабу с ними». Но такие «международные» свадьбы — редкость, именно поэтому почти все сельчане Табороче с голубыми глазами, носы — картошкой, по всему лицу веснушки, а волосы на голове русые или пшеничные. Алкоголь (даже безобидное пиво) под строгим запретом, курево — тоже: зато за все время в деревне ни один человек не спился и не умер от рака легких. А вот тяга к цивилизации берет свое — некоторые крестьяне втихую держат под кроватями маленькие портативные телевизоры, которые, приглушив звук, смотрят ночью. Впрочем, открыто в этом никто не признается. В воскресенье все обязательно идут в церковь и читают вместе с детьми дома Библию.

 

ОКОЛО двадцати семей переехали недавно в Боливию из США. «У американов-то русским сложно, — поглаживая бороду, объясняет бывший житель Аляски Елевферий. — У них все тако построено, чтоб все американы были, размывают оне нас. Много детей наших уже по-русски не говорят, хотя крещеные все и рубахи вышитые носят — горе просто. Вот и приехали сюды, чтобы дети по-американски говорить не начали да Бога не забывали».

 

Никто из жителей Табороче, родившихся в Боливии, Бразилии и Уругвае и обладающих национальными паспортами, не считают эти страны своей родиной. Для них родина — это Россия, которую они никогда не видели. «Ну, родился я в Боливии, ну живу тут всю жизнь, так што — нешто я с энтого боливианин? — удивляется Иван. — Я русский человек, в Христа верующий, им и останусь». К потрясающей жаре (в январе в районе Санта-Круса плюс 40 градусов) переселенцы так и не привыкли: «Ужасть какая! Стоишь на Рождество в церкви, молишься — так пол весь мокрый, пот со всех так и текеть». Зато с интересом спрашивают про снег: а как он выглядит? Каков на ощупь? Не передать, что чувствуешь, когда объясняешь потомственным сибирякам про снег и морозы, а те смотрят на тебя круглыми глазами и повторяют: «Да не может быть!» Никакие тропические болезни русских мужиков уже не берут — среди самых первых переселенцев, осушавших болота в джунглях Боливии и Бразилии, было много смертей от желтой лихорадки, а сейчас, как флегматично говорят жители, «мы тую лихорадку и не видим». Раздражают лишь москиты, но с ними борются по старинке — отгоняют, окуривая дымом. Из джунглей на деревенские завалинки заползают и опасные змеи, в том числе плюющая ядом черная кобра. Но с ними староверы управляются запросто. «А што змея? — хвастается снова втайне от матери жующий манго Хрисанф. — Дал каблуком по башке — ей и каюк». Жена Ивана, 18-летняя веснушчатая красавица Зоя (ее родная деревня — в штате Гояс в Бразилии), тоже говорит о ядовитых гадах с олимпийским спокойствием: «Окно в избе у нас разбилось, а тятя поленился его подушкой заткнуть — и так мол, жарко. Так через ту дыру кобра ночью как прыгнет на пол! Я ее ручкой веника по голове хлоп — и убила».

Про современную политическую жизнь в России поселенцы знают мало (телевизор-то смотреть нельзя, в Интернет не полезешь — тоже грех), но про Беслан слышали и отслужили в церкви молебен за упокой души «деток, басурманами убиенных». Свою родину они чувствуют душой. Хозяйка оптического салона в центре Санта-Круса, бывшая жительница Кубани, Люба рассказала мне, как к ней заходил поселенец Игнат и она ему показала изданный в Москве фотоальбом о русской природе. Ничуть не удивившись, Игнат пожал плечами и сказал: «Странно, но я все это уже видел. Мне церкви и поля постоянно ночами снятся. И деревню деда моего я тоже во сне вижу».

 

…В последнее время русские колонисты стали из Табороче уезжать — аренда земли подорожала. «Мы как цыганы, — смеется Феодосия. — Чуть что, снимаемся да едем». Новую землю арендуют южнее, за рекой — там подешевле, а выращенную кукурузу возят продавать в Бразилию. Будучи вынужденными уехать из России по разным причинам, эти крестьяне построили себе новый островок прежней, привычной им жизни в экзотической Боливии, создав здесь свою собственную Русь с кокосовыми пальмами и ягуарами в лесу. Они не хранят на родину ни обид, ни злости, не желают ей никаких бед, тем самым кардинально отличаясь от многих современных российских эмигрантов. Сохранив свою самобытность, язык и культуру в глубине боливийских джунглей, эти люди остались истинно русскими — и по характеру, и по языку, и по стилю мышления. И нет сомнений — эти маленькие островки старой России в Латинской Америке будут существовать и через сто, и через двести лет. Потому что там живут люди, которые гордятся тем, что они русские.

КСТАТИ

 

БОЛЬШЕ всего русских деревень в Бразилии: около десяти, живет там примерно 7 тысяч человек. Впервые в Южной Америке русские поселенцы появились в 1757 году, основав казачью деревню в Аргентине. Кроме вышеуказанных стран сейчас русские старообрядческие поселения есть также в Уругвае, Чили и Парагвае. Часть переселенцев также уехала и в Африку, создав русские колонии в Южно-Африканском Союзе и Родезии. А вот «белая эмиграция» 1917–1920 годов почти полностью «размылась» — очень мало кто из потомков 5 миллионов (!) дворян, осевших тогда в Париже, носит русские имена и говорит по-русски: как считают специалисты, это произошло из-за того, что россияне в Париже жили «некомпактно».

 

Аргументы и факты, выпуск 38 (1299) от 21 сентября 2005 г.

Изменено 5 декабря, 2014 пользователем Марион

[Amtaro]

Ну тут так - если староверы начнут смешиваться с боливийцами, во втором поколении русский язык уйдёт. Ну а если не будут смешиваться - то выродяться и через пару-тройку поколений вымрут.

[Konst]

Жаль. А может не выродятся? Благослови их Господи!

[Sandra889]

Интересно. Даже очень.

 

 

На огородах народ с песней «Ой мороз, мороз!» пропалывает ананасы.

 

 

В

ернулись такие чудные — все глазьями хлоп-хлоп. Говорят: в деревнях в Сибири народ голодует да водку пьет, а землю отчего-то не пашуть. Я говорю: да как же так — эвон земли-то сколько, берите да хлеб растите, иль ишшо што! Да лень им, говорят. От беда-то какая, господи — это что ж большевики с бедной Россией сделали!

А вот это грустно, конечно... Да и не только это, конечно...................

[Oleg-Michael]

Ну тут так - если староверы начнут смешиваться с боливийцами, во втором поколении русский язык уйдёт. Ну а если не будут смешиваться - то выродяться и через пару-тройку поколений вымрут.

 

Да ладно! Вон амиши живут: и не вырождаются вроде, и сохраняют свой пенсильваниш-дейч. На нем даже своя Википедия есть.

[Neta]

Думала, амиши местные.

[Amtaro]

Ты, Олег, когда-нибудь видел амишей и хаттеритов? Ты приезжай и посмотри, а потом скажешь как они не вырождаются.

[Drogon]

Ты приезжай и посмотри, а потом скажешь как они не вырождаются.

 

А как они вырождаются? Что ты имеешь в виду?

[Владимир М.]

«Какой же это русский язык, если они куфайку называют sweater!»

Нормативно говорить "фуфайка", а не "куфайка".

[Neta]

Статья не новая, но тоже интересно.

 

На Аляске нашли изолированный диалект русского языка

[Amtaro]

Дима, ну ты видел когда-нибудь дебилов? Или просто крайне тупых людей? Детей, которые ходят с открытыми ртами и со слюной во всё лицо? Ну вот...

[Владимир М.]

Статья не новая, но тоже интересно.

А что за орфография? "Агарот" - это на Аляске так пишут?

[Neta]

Диалектное. Понятно же, что "огород".

[Drogon]

Огород.

[Oleg-Michael]

Они же не пишут (по-русски). У них русский только устный, бесписьменный. И для них придумали способ его записывать - на фонетической основе, естественно, без учета этимологии. Мы же тоже произносим - в Москве - [агарот], а пишем "огород" только потому, что это от слова "огораживать". А иностранцы часто при латинизации русских слов пишут так, как слышат, например, "spaseeba".

[Amtaro]

Агорот - это копейки на иврите.

[Марион]

Ну тут так - если староверы начнут смешиваться с боливийцами, во втором поколении русский язык уйдёт. Ну а если не будут смешиваться - то выродяться и через пару-тройку поколений вымрут.

Как-то же живут до сих пор, и в закрытой общине.

[Amtaro]

Живут. Но лучше не углубляться в то, как подобные общины живут. Страшно станет.

[Solowhoff]

А какого они толка, согласия?

[Drogon]

Своего собственного...

[Drogon]

 

Боливийским, а также другим мужчинам и женщинам в принципе можно вступать в брак с жителями русских деревень, но при одном условии — следует перекреститься в «русскую веру», одеваться, читать и говорить по-русски. Всего таких браков было два, и оба развалились.

 

Однако, миссионеры!

[Марион]

Много фото непосредственно по теме:

 

https://haritonoff.livejournal.com/294595.html

[Neta]

Очень интересные фото. Спасибо.