Римский дневник русской католички

[Neta]

Дневник русской католички, чудом оказавшейся в Папском Григорианском Университете и еще большим чудом продолжающей там учиться.

Запись 1. Путь в Рим

 

 

- Куда?! – лицо настоятеля выражало не то изумление, не то ужас.

- В Рим, — отвечаю.

В ответ вздох:

- Иди к епископу.

У епископа церемония повторяется снова:

- Я в Рим поеду, владыка.

- Бог ты мой! Зачем же?

- Хочу в Папском Университете учиться. – И уже более смиренно: — Если Господь позволит. Напишите рекомендацию.

 

Опять вздохи, волнения, неуверенность. Дома град упреков, а в тишине сбственной души – град упреков еще больший. «Вот куда захотела! В Ватикан! С клириками учиться! Девочка из глухой провинции, после 11 классов средней школы учить Аристотеля и средневековые хартии. Ты не выдержишь и недели!» — кто-то сразу называл вещи своими именами.

Кто-то наоборот, прячась в дальних комнатах от горько плачущей мамы настраивал: «Ты сможешь. Никого не слушай. Видимо тебя и впрямь Бог ведет».

 

Наконец, я сломала упорство всех, кто был против, даже мамы, которая собирала меня так, будто меня забирают в концлагерь. И тут грянул политический кризис. Опять неуверенность: «Не делай глупостей, не рискуй. Подавай документы в наши вузы. Тебе ведь не дадут визы. Ты потеряешь все».

В одночасье моим друзьям, планировавшим обучение за границей, отказали в визе и вернули документы. А я получила пакет из посольства в Москве с печатью: одобрено. Оставались экзамены в России.

 

Учительница математики добродушно усмехалась: «Куда тебе ехать? Ты ведь ЕГЭ по математике провалишь!». А я про себя: «На Тебя, Господи, уповаю». И когда перед экзаменом все прятали по карманам шпаргалки, я с отчаянной верой читала Литанию Святейшему Сердцу Иисуса.

Пришли мои результаты. Математичка победно усмехалась – я не добрала балла до нормы и кроме справки мне нечего не светило, хотя по истории и обществознанию результаты были очень высоки. Математика испортила мне все. Но есть ли что недоступное, уповающим на Божье милосердие? Когда она уже готова была торжественно поздравить меня с провалом экзаменов – звонок из Москвы: норму для сдачи снизили на несколько баллов. И я получила аттестат. Пусть с тройкой. Но я знала ему цену.

 

И вот я в Риме. Зачисление. Словно во сне. Будто попал в фильм или в архивные кадры о Втором Ватиканском Соборе. Суровые клирики тают в изумленной улыбке:

- Доченька, сколько тебе?

- Будет 18, — отвечаю.

- Откуда ты?

- Из Сибири. Из ссыльных.

 

Все мгновенно наполняется людьми в сутанах, обступающих меня словно музейный экспонат. Каждый из них хочет меня накормить, а заодно узнать побольше: о снеге, медведях на улице и о том, притесняют ли меня за веру.

- Тебя родители заставили сюда поступить? Они очень верующие?

 

А я вспоминаю, как выписывала из книг Дюма и Мериме обрывки молитв, оброненных книжными героями, как учила сама «Pater Noster», потому что не знала, что католики теперь не только по латыни молятся. Как молилась в углу, назло всем и всему, не зная молитв, просто чувствуя что Есть Он, Святая и Нерушимая Сила, которая выше всего. И Имя Ей – Христос Господь, что смотрит с фамильной иконы в серебре, что вывезли из родного дома дети расстрелянного белого офицера. С той иконы, что вывела прадеда с кровавых полей войны, спасла его семью во время оккупации, когда никто из всей деревни не обмолвился немцам, что женщины, в чьем доме квартируют офицеры, проводили на фронт своих сыновей, мужей и братьев. А иначе расстрел бы всем. И что стала просто фамильной реликвией, напоминанием о родине в сибирской ссылке. Не больше. Но Христос кричал мне с этой иконы, сквозь безбожное мое воспитание и потерянные, бессмысленные детские годы, когда в доме было все, но не было Главного. И Господь меня вывел, меня вытянул из этого болота, из этих ценностей постсоветской школы: каблуков повыше и юбок покороче, телефона подороже и нрава понаглее. Вырвал меня из этого благополучного мирка, где не говорилось о Боге. И я не согнулась.

 

 

Ругались родители и хотели отвести к врачу, смеялись друзья, да и самой было дико – я ли это? Но Он меня не отпустил. Мы выстояли вдвоем, нет, втроем, с Пресвятой Богородицей. И вспоминая об этом, так горестно становилось отвечать на вопросы этих клириков, не знающих как бы привлечь заевшихся европейцев в пустеющие храмы.

- Нет, — отвечаю, — никто меня не отправлял. Это была моя мечта.

 

Да. Моя мечта. Среди серых будней и «одинаковости», не весть кем нам навязанной, мечтать о мире церквей и замков, вместо однотипных хрущевок. И я в него попала. Как я стирала пальцы в кровь над научными работами о Церкви в России, написанными от руки. Как на научных конференциях, среди докладов о советской моде и полетах Гагарина, неведомо как первое место заняла моя работа о иезуитах в Сибири.

 

- Господи, но почему вы католичка? — вопрошали профессора.

- Мы из ссыльных поляков. Но причина в том, что Бог меня отправил на эту дорогу.

 

«Из ссыльных поляков»… И представляется семья, хранящая свои католические традиции. А на деле был короткий вечерний разговор: «Я буду ходить в Церковь. И буду ходить к католикам». Молчание и неуверенный ответ: «Ну, хоть не к адвентистам седьмого дня». А потом ссоры и обвинения: «Ты что, бабка старая, туда каждую неделю бегать? Ты же больная на голову!» И слезы, слезы у фамильной иконы. И первые визиты с мамой и бабушкой. И первое Рождество по-настоящему. И признание папы: «Вера это дар. Господь меня не удостоил этого дара. А ты иди, дочка. Видимо, Он есть. Только бы ТАМ Он нас не разлучил». И на прощание, перед вылетом, неверующая бабушка, обливаясь слезами, благословляла меня иконой своих предков. Той самой, что благословила на войну ее собственного отца. И он вернулся.

 

И епископ, вопреки всякому здравому смыслу, дал мне, девчонке, которая всего 4 года как была воцерковлена, дал свое благословение туда, в Ватикан. Как в ночь перед вылетом прилетел на машине настоятель, с бумагой, украшенной епископской печатью: «Считаю ее достойной обучения в папском университете…» И, поговорив со мной, сам декан отступил в удивлении, уважаемый испанский иезуит смотрел на меня поверх очков недоуменно, но вместе с тем ласково: «Ну, дерзай, дочка! Велики пути Господни!»

 

Не потому, что я хороша и умна. А потому что мала и никчемна. Не карандаш велик, а Тот, кто его держит. И я поверила и сейчас верю назло всему, что Господь меня ведет. И других тоже ведет. И Церковь нашу в России тоже ведет. И никогда не оставит. Только верить надо. И мечтать. А об остальном, Он позаботится.

 

Текст: Анастасия Подлиняева

Иллюстрации: Александра Петрухина

 

Источник. РУСКАТОЛИК.РУ

[Amtaro]

«Вера это дар. Господь меня не удостоил этого дара.

========

Обычное заблуждение не очень верующего человека. Вера - дар, который даётся каждому.

[Ermina]

Как знакомо. Хоть я и не в Ватикане.

[Neta]

Запись 2. Мир мужчин

 

 

Итак, я Риме. Самый главный шаг сделан. Теперь мне предстояло познакомиться с удивительным и колоритным миром, который называется Григориана. Я подозревала, что Университет Папский должен отличаться от Государственного, но то, что я увидела, превзошло все мои ожидания.

На одной из центральных площадей города, неподалеку от Пантеона и знаменитого Фонтана Треви, стояло внушительных размеров, но вместе с тем изящное здание, над главной дверью которого развевался папский флаг с перекрещенными ключами. Робко шагаю по высоким ступеням и замираю….огромный мраморный холл, лестницы как во дворцах, парадные портреты кардиналов и конечно Игнатия Лойлолы.

 

Григориана была основана иезуитами и в течении истории находилась под их покровительством. Иезуиты занимали эти кафедры в течении столетий, с перерывом на роспуск ордена, и продолжают это делать сейчас. В подтверждение этому мне предстояло идти на лекцию к иезуиту и папскому советнику-правоведу.

 

Распахиваю дверь и тут же ее закрываю. Огромная аудитория полна людьми в белых воротничках. Их там около ста. Сама мысль о том, чтобы туда зайти, кажется невозможной. Однако профессор уже все понял. Он выныривает из-за двери и обнаруживает меня, тщетно пытающуюся слиться с портретом Папы Григория.

- Номер предмета? — спрашивает он строго.

Я называю.

Он удивленно смотрит на меня:

- Это мой предмет. Ты что, сквозь стену будешь слушать? Я могу вынести стул, — с коварной улыбкой он впихивает меня в аудиторию, и я занимаю свое место среди доброй сотни священников, монахов и семинаристов, которые учат церковное право.

 

В этих стенах веками готовили и готовят элиту Церкви, это своеобразная «кузница мозгов», откуда вышли несколько пап и бесчисленное множество кардиналов и епископов. Многие из этих молодых людей, беспечно смеющихся сегодня, завтра шагнут в закрытые для посторонних глаз ватиканские кабинеты или уедут в миссии. Едва ли не добрая половина выпускников этого вуза бесстрашно пролила кровь за свою Церковь. Григориана известна не только высоким уровнем образования, но и высокой духовностью. Мне же оставалось только смотреть на все широко открытыми, да что там, круглыми от удивления глазами.

 

Будущие кардиналы или мученики сначала восприняли меня настороженно, но, видимо, их так рассмешил мой обалделый вид, что в первую же перемену они потащили меня пить кофе в местный бар. Я, девочка из Сибири, не верила своим глазам: священники как обыкновенные люди ели и пили, смеялись, шутили, обсуждали профессоров и списывали друг у друга. Узнав мою историю, они пришли в изумление и заставили повторить ее всем остальным, прибавляя к этому свои собственные подробности, так что в конце мне пришлось успокаивать каких-то французских монахов, что меня никогда не садили в лагерь за веру и что у нас вообще нет больше лагерей. Слово «лагеря» наполнило моих новых однокурсников какой-то особой печалью: оказалось несколько выпускников Григорианы были расстреляны в СССР за религиозную пропаганду, а еще несколько оказались как раз таки в лагере.

 

Еще я узнала что этот закрытый церковный мирок только около 20 лет назад открыл свои двери женщинам, поэтому их по-прежнему здесь меньшинство. Я думала, что не смогу привыкнуть и влиться в этот самый мирок. Однако все оказалось гораздо проще. Назло всякой логике, молодые клирики с удовольствием приняли меня в свою среду, а я, сперва держа между нами дистанцию в 5 метров и называя всех чуть ли не «преподобиями», научилась давать «преподобиям» при случае списывать, выучила названия всех их орденов и конгрегаций, и, когда нам срочно приходилось бежать за книжкой в Ватиканский книжный магазин, прохожие с удивлением провожали взглядом толпу людей в сутанах, во главе которых шла маленькая девочка.

 

Размышляя об этом странном феномене, я пришла к простому выводу, что их подкупил мой возраст и моя полная противоположность этому сформированному уже мирку. Некоторые признавались мне в последствии, что я напоминаю им младших сестер, оставленных далеко дома, от других, постарше, я вообще слышала что они видят во мне дочь, которой у них никогда не будет.

 

Все прекрасно осознают, что пара лет беззаботной учебы пролетит как один миг. Куда отправят этих мальчиков? Перед лицом неопределенности, в скрытом волнении перед грозным словом «Миссия», перед отъездом в неведомые земли Африки или Китая, где священников еще продолжают убивать, сердце этих молодых людей не могло быть черствым и сухим. Здесь, в этом мирке, о котором слагают легенды, в котором якобы царствуют интриги и лицемерие, все чувства делаются настоящими, чистыми и искренними.

 

Текст: Анастасия Подлиняева

 

Иллюстрация: Александра Петрухина

[kajum]

Многие из этих молодых людей, беспечно смеющихся сегодня, завтра шагнут в закрытые для посторонних глаз ватиканские кабинеты

 

Здесь, в этом мирке, о котором слагают легенды, в котором якобы царствуют интриги и лицемерие, все чувства делаются настоящими, чистыми и искренними

Получается, что этим молодые люди, после иезуитского ВУЗа, приходят совершенно неподготовленными к будущей трудовой деятельности в ватиканских кабинетах и коридорах власти, веками славящихся своими филигранными кознями и интригами? И вынуждены учиться всему уже "на производстве"? Или это только на взгляд наивной романтической барышни слагаемые "легенды" о данном ВУЗе не имею под собой почвы? От какой-нибудь отечественной МДА у нее, поди, сложилось бы такое же внешне впечатление? Или это все вообще художественное произведение от лица вымышленного литературного персонажа?

 

Если барышня все же живая и реальная - интересно, куда же она потом сможет пойти работать с таким нетривиальным образованием?

Изменено 22 июня, 2015 пользователем kajum

[Neta]

Попробую спросить у "романтической барышни" напрямую.

[Инесса]

kajum

 

Думаю, преподавать .

Изменено 22 июня, 2015 пользователем Инесса

[Neta]

А вот и ответ:

 

"На самом деле ничего от наивной романтической барышни во мне нет, больше того скажу, мне стоило больших трудов бороться с моим циничным взглядом на вещи. Я дочь психолога-фрейдиста-агностика, романтизмом и наивностью не страдала никогда, скорее наоборот. Но Господь умеет вправлять мозги. Попробую объясниться

 

1) даже когда речь идет о закрытых ватиканских кабинетах, где, как многим кажется, все решает людская воля и хитрость, нельзя выпускать из виду "фактор Бога". Нельзя все сводить к одним интригам и т. д. Я никогда бы не стала писать о таком или утверждать, если бы не была лично знакома с некоторыми высокопоставленными ватиканскими чиновниками, которые тем не менее являются превосходными священниками и порядочными людьми.

 

2) невозможно быть однозначно готовым или не готовым к этим пресловутым кабинетам. Мои однокурсники действительно ребята искренние и верующие, мечтающие послужить церкви в истине. Разумеется, многих из них ждут большие разочарования, многие наверняка уйдут с этого пути. Кто-то прогнется, потому что искуситель силен. Но многие останутся. Иначе почему наша Церковь стоит уже 2000 лет?

 

3) романтическая барышня не имеет пока точной уверенности где она будет работать. В первую очередь есть епархия, которая нуждается во мне. А так же ряд интересных зарубежных проектов, которые мне предлагают. Но будет так, как задумал Бог. Не знаю смогла ли я ответить на вопросы. Надеюсь, что да. С уважением, Анастасия.

 

[Neta]

Запись 3. Огромная нужда

 

 

Для моих близких и друзей моя новая жизнь должно быть казалась воплощением знаменитого фильма Феллини «Dolce Vita». Благо, фонтан Треви, который в некотором роде тоже был действующим лицом фильма, находится прямо напротив моего дома. Казалось бы, все мечты сбылись, да что там мечты! Я в самых смелых мыслях не могла и допустить такого! Но, как оказалось, исполнение желаний стало для меня и испытанием.

Библия говорит, что Господь не искушает. Мы просто несем свой ежедневный крест, невидимый остальным, каждый день умираем со Христом и с Ним же воскресаем для новой жизни. Мои мечты стали моим крестом. Я страдала от одиночества. Сильнее всего чувствуется оно как раз таки в больших и шумных городах, где тысячи лиц мелькают перед тобой, и ты тоже один из тысяч, миллионов безымянных прохожих, ничего не значащий для других, идущих рядом с тобой.

 

Рим город вечный. А потому безразличный. Здесь властвовал Цезарь, Нерон, Константин, потом великие папы, здесь были войска Наполеона и Гарибальди, здесь Муссолини говорил с балкона народу. Их больше нет, а Рим стоит. И от этой его незыблемости становится страшно. Что значишь ты для него?

 

Университет стал моим маленьким мирком. Там я слушала по утрам Мессы, которые служили преподаватели и студенты, потом бежала на лекции, кушала в баре, читала в библиотеке. Но был вечер и была пустая квартира. И было глубокое отчаяние, гулкая тишина, звенящее одиночество. Но Бог не оставлял меня, хотя иногда, когда я задумывалась о том, куда я забралась, как много взяла на себя, как далеко уехала, меня охватывал настоящий ужас.

 

Господь стал приходить ко мне в моих новых друзьях. Мы, русские католики, всё равно привыкли держать определенную дистанцию между собой и нашими священниками. Поэтому когда мои новые однокурсники стали просить называть себя на ты и приглашать на пиццу, я сначала растерялась. Но время шло и лед таял. Помню, что я всегда просила Деву Марию, чтобы мне служить священникам, любить их настоящей дочерней любовью и помогать во всем. Эта моя просьба осуществилась необычным способом. Каждую пятницу мы ели пиццу в монастыре иезуитов. Обсуждалась классическая русская литература, шепотом политика и громко — русская кухня. На прощание иезуиты снабжали меня пакетом еды «на чёрный день». Та же картина повторялась у францисканцев, где мне почему-то еще и без конца дарили вязанные свитера и шапки. Мне казалось, что это происходит не со мной.

 

Постепенно, я познакомилась со священниками со всех частей света, услышала потрясающие истории призваний, труд и радость пастырства. Этих историй хватило бы на целую книгу, и клянусь, она была бы куда лучшим и правдивым отображением священства, нежели то, чем нас пичкают бестселлеры и тому подобные издания.

 

С некоторыми из монахов мы занимаемся бегом в парке, с другими ходим на футбольные матчи. Посторонние, казалось бы вещи, привели меня к великому духовному открытию — к пониманию священника таким, какой он есть. Я мою окна в их приходах, глажу сутаны, вожу им из Сибири килограммами шоколад «Аленка», молюсь за них, делаю им латинские переводы, ем с ними пиццу, варю им кофе, украшаю храмы к рукоположению и просто слушаю. Они делают для меня неизмеримо больше: они каждый день одним своим присутствием снова и снова убеждают меня в том, что я выбрала правильную дорогу.

 

Священник — это живое воплощение самых прекрасных слов, которые сказал Иисус своим ученикам : «Я с вами до скончания века». Господь Дал мне уникальный шанс увидеть и понять, что священник — это не неземное существо, парящее над алтарем, как мне казалось раньше, но еще и уязвимый человек, нуждающийся в помощи и поддержке, но, в первую очередь, в молитве. Эта их огромная нужда в искреннем сердце вытащила меня со дна моего отчаяния, одиночества и ненужности. Эта огромная нужда приблизила меня к Вечному Первосвященнику, Который на земле тоже жаждал, тоже страдал, плакал и любил.

 

В конце приведу слова одного из моих духовных братьев, которыми он окончил одно из своих писем ко мне: «Молись о нас! Пока мы поднимаем Христа над Алтарем, наша Церковь живет и пламенеет. Если вы перестанете молиться за своих священников, вы перекроете Церкви кислород».

 

Текст: Анастасия Подлиняева

 

Иллюстрация: Александра Петрухина

 

[Ermina]

Да,за священников нужно обязательно молиться. Ведь без них не будет Таинств. Мы, миряне, нуждаемся в священниках, а священники нуждаются в нас. Изменено 23 июня, 2015 пользователем Ermina

[kajum]

Ну что же, удачи и уверенности романтической барышне в ее начинаниях. Хотя реалии жизни вполне вероятно покажут, что циничный взгляд на вещи на самом деле был наиболее реалистичным и правильным.

 

А "фактор Бога", его ведь можно попробовать приложить и к РПЦшным ВУЗам и "закрытым кабинетам", и к кабинетам и коридорам светских властей и крупных корпораций, - и тоже можно убеждать себя, что "не все решает людская воля и хитрость, и нельзя все сводить к одним интригам..." - что там тоже действует "фактор Бога" и коллективная разумная воля... И по отдельности там ведь тоже многие выглядят вполне приличными людьми, не склонными ни к чему такому... А наблюдаемые со стороны практические проявления их деятельности почему то выглядят так, как выглядят.

 

(Кстати, рисованые иллюстрации на живой оригинал что-то не очень-то похожи, в плане портретного сходства.

А перстень с черным камнем прям-таки на мусульманский похож.)

[Neta]

Каюм, вы Фома неверующий. Перстень на руке просто перстень. Это фото еще до начала учебы.

На последнем фото Настя уже в хабите.

Конечно, нужно быть верующим человеком, чтобы понять, о чем говорит Анастасия. Через забор все кажется странным.

[Solowhoff]

Кстати, рисованые иллюстрации на живой оригинал что-то не очень-то похожи, в плане портретного сходства.

 

Та ладно. Симпатичная девушка. Чего Вы и здесь нашли повод для критиканства?

[Neta]

Ну, так иллюстрации выполнены в жаре дружеского шаржа.)

[Ermina]

На последнем фото Настя уже в хабите.

Кстати, а почему? Там такая форма?

[Инесса]

Так Настя монахиней стала? А такой хабит может быть или постулянтки или какой-то современной Конгрегации.

[Neta]

Я тоже спрашивала Анастасию об этом. Вот что она ответила: "В течение церковной истории, приносившие личные обеты сначала были обязаны, а потом, с реформами, могли и имели право носить скромное закрытое платье и крест, которое бы сразу свидетельствовало бы о их посвящении Господу и принесенных обетах. Это не обязательно, но в моем случае мы так решили с духовным наставником".

 

То есть, это временные обеты, пока это еще не монашество, но мысли о нем есть. Время покажет.

 

[Neta]

От себя добавлю, что надо молиться и о Насте, довольно необычной девушке. Ей скоро будет только 19 лет. Пусть Господь сохранит ее на всех путях.

[Ermina]

Личные обеты, интересно. .надо спросить, можно ли тогда мне такое носить .

[Neta]

Об этом вы должны посоветоваться со священником. )

[Ermina]

Точно.

[Neta]

Запись 4. Заповеди не устаревают

 

 

Почему, интересно, мы воспринимаем призывы Евангелия сродни древней сказке? Или чему-то, что нас не слишком касается? Потому что это происходило 2 тысячи лет назад? Или потому что никто так не делает, вот и я не буду? Что, впрочем, не мешает мне быть хорошим христианином. Я же каждое воскресение на Мессе, иногда кидаю в корзинку пожертвования и зарегистрирован во всех католических группах интернета. Но жива ли моя вера? Мой ответ был однозначно в мою пользу. До поры до времени.

 

Испытать себя выдалось незадолго перед Рождеством, когда запестрели витрины, а я истратила почти все деньги на книги для учебы. Я тогда уже порядочную сумму получила из дома, всю ее спустила на дорогие издания для учебы и просить снова показалось уж очень наглым, особенно учитывая стремительный рост евро. Я решила затянуть пояс и целый месяц жила на каше. Наконец, желудок взбунтовался и я, взяв последние (в прямом смысле этого слова) деньги пошла в супермаркет и купила там мой любимый творожный сыр в большой упаковке. Я не ожидала, что могу вот так радоваться еде! Меня не покидали мысли о том, как я съем его, как только вернусь из храма, куда отправилась сразу после супермаркета.

 

У Церкви я заметила бедного старика с длинной бородой, безнадежно тянувшего руку к входящим прихожанам. Мне действительно нечего было ему подать, и я вошла в храм. Это была еженедельная молитва, с поклонением Святым Дарам и религиозными песнями. Все хорошо и прекрасно, как обычно. И тут, мужчина, который обычно проводил эту молитву, начал обращаться к собравшимся. Я обычно никогда его не слушаю, меня даже сбивали его комментарии. А тут…

 

«Мы считаем себя хорошими христианами», — начал он.

А я думаю: «Так и есть».

«А давно ли мы делали добро ближнему?» — продолжал он, и я поняла, что это касается непосредственно меня. – «А кого мы вообще считаем своим ближним? Христос призывает нас любить всех, накормить голодного, одеть нагого, утешить скорбящего. Ну и кто из нас это делает?»

«А почему я должна это делать? Вот сам и делай!» — подумалось мне. Я уже чувствовала, что его слова попали на открытую рану, которую я уже давно пыталась прикрыть красивыми словами. Но по-прежнему продолжала отбиваться.

 

Молитва продолжалась: «А теперь, здесь, перед Христом в Евхаристии, давайте подарим свое объятие своему соседу. Просто подарим ему немного своего тепла, даром, от чистого сердца, как принимает нас Господь».

А я пришла на молитву одна, без друзей, еще и села в таком углу, где никого из знакомых не было видно.

«Да кто захочет меня обнять», — подумалось.

 

И вдруг почувствовала себя такой одинокой и ненужной, как тот старик на ступеньках, который тянул ко мне руки. И вдруг (вечно это «вдруг», но со Христом всегда так – никогда не ожидаешь, что приготовил Он для тебя) незнакомая пожилая женщина заключила меня в свои объятья. Нет, не так как делают некоторые, которые на «Мир Вам» слегка касаются вашей руки, словно боятся запачкаться и даже не смотрят на вас. Нет, не так, как делают: «лишь бы сделать» и поскорей отвязаться. Нет, обняла так, как обнимают родные и любящие люди, прижимаясь сердцем и не желая отпустить, с материнской мягкостью и заботой. И я, уже полгода не видевшая своих родителей, в чужой стране, вдали от дома, вдруг ощутила такой прилив тепла и любви, что сомнений не было – через эту женщину обнимал меня сам Христос.

 

«А теперь подумайте о тех людях, которым вы можете сделать добро. И сделайте его», — завершил молитву наш организатор.

Яснее Господь не мог обратиться ко мне. И я, обливаясь слезами облегчения и радости, на выходе из храма, поспешила к старику. Он по-прежнему сидел на своем месте, одинокий, лишний.

 

 

«Одну монету, сеньорина», — обратился он ко мне.

Монеты не было, но я уже давно знала, что я могу ему дать. Что еще, кроме свежего и вкусного сыра, этого вожделенного моего яства, которое я отдала ему с легким сердцем, как учит нас Господь.

Старик даже онемел от такого подарка, и я услышала слова его благодарности, уже уходя.

 

Написано это не для восхваления моего поступка, а лишь для того, чтобы еще раз подтвердить: заповеди не устаревают! Мы призваны быть светом миру, источником любви и надежды, детьми и наследниками Всемогущего Бога.

 

Не к нам ли обращены эти слова из книги Второзакония? «Заповедь сия, которую я заповедую тебе сегодня, не недоступна для тебя и не далека. Но весьма близко к тебе слово сие: оно в устах твоих и в сердце твоем, чтобы исполнять его».

 

Текст: Анастасия Подлиняева

 

Иллюстрации: Александра Петрухина

[Maxim Bulava]

Ну, так иллюстрации выполнены в жаре дружеского шаржа.)

У меня, скорее, впечатление, что художник просто запечатлел условно стандартный образ очкастой католички из крупного российского города. На реальную девушку из рассказываемой истории он не похож никак, даже в качестве шаржа.

[Neta]

Я видела много фотографий Насти. Сходство есть.

[Neta]

Запись 5. Новый учебный год

 

 

И снова Рим…

«Милосердный Боже, ты жива!» — толпа людей в черном набрасывается на меня и буквально сбивает с ног.

Такое ощущение, что меня встречают после опасной миссии в диких джунглях.

«А помните, как мы застряли в катакомбе? А как сломали лифт?» Смех, шутки, воспоминания.

 

Многое изменилось, хотя стены знаменитой Григорианы не меняются, всё так же развевается флаг Ватикана над входом. Студенты приходят и уходят, я вижу новые лица, многие из тех, с кем связал нас прошлый год, ушли. Бог открывает новые грани, новые пути для каждого. Он Один знает, как и где мы можем послужить Ему и ближним. А если не умеем отречься, то чего стоит наше призвание?

 

Один мой друг внезапно оставил семинарию. Его отсутствие, исчезновение его из нашей привычной жизни я ощутила очень сильно. И очень болезненно. Все наши привычные дела, которые мы делали вместе, Мессы, молитвы, просто прогулки и привычка доверять друг другу дневные проблемы, обернуться во время лекции чтобы, пока профессор не видит, проверить перевод с латыни…

 

Теперь он начинает другую жизнь, совершенно отличную от той, к которой привык. Я уже не увижу знакомой фигуры в сутане, летящей навстречу со словами: «Я нашел нам отличную могилу! Завтра утром едем раскапывать».

Это было трудно — принять выбор близкого человека, когда он вдруг решает круто поменять свою жизнь и начать все с начала. Но наша любовь и дружба проявляется именно в том, как мы принимаем этот выбор, пусть даже он и делает нам больно, разрушает надежды. В первую минуту я расплакалась, потому что уже купила подарок к рукоположению, такому скорому, а еще более, потому что в душе я видела его священником, мне казалось что весь он, его характер, привычки, располагали к тому, что он будет священником, прекрасным священником. Он видел мои слезы и я заметила, как больно я сделала ему этим. Это было несправедливо.

 

Через несколько дней, после печали, меня разобрала на него злость. Мне казалось, он совершил огромную глупость и только я одна знала, что он должен был делать. И тут под руку попались люди, бесконечно перемывавшие друг другу кости. Они так обрадовались мне и поспешили задать вопросы почему юноша, моя дружба с которым была известна всему университету, внезапно ушел из семинарии. Они ожидали гневной реакции, сплетен, интересных новостей, предположений, с кем у него роман или какой ужасный был у него настоятель. Но я не сказала ни слова, хотя бывшие его собратья сплетничали на каждом углу. Вот оно, испытание дружбы. Нужно уметь промолчать.

 

Как часто люди, ушедшие из монастырей, семинарий, начинают страдать от сплетен и необдуманно брошенных слов, от жестокого обсуждения за их спиной. Не потому ли многие из них даже не находят более сил приходить в церковь, где за их спиной не смолкают потоки сплетен.

«Я ушел, потому что Господь призывает меня к другому. Это призвание не для меня», — такой ответ слишком скучный. Всем хочется узнать о внезапном романе, зловредном самодуре-настоятеле и т.д. Как жестоки мы на слово, как не в меру любопытны и склонны к сплетням. Мы, христиане, которые должны всему миру свидетельствовать о любви, жить в этой любви. А вместо этого обсуждаем самих же себя. Мы не умеем жить в мире со своими же братьями, а хотим научить и обратить весь мир.

 

Может, стоит начать евангелизацию в своих же семьях, общинах, приходах? Просто жить согласно Евангелию, уповая на Божью Волю. Потому что Он один знает, кому быть монахом, а кому отцом семейства. Он один знает, каким прекрасным путем Он приведет к Себе того, кто сейчас кажется нам совершившим огромную глупость и потерявшим дорогу. Не этим ли мы докажем свое доверие к Нему и свою любовь к ближним, которых любим не ради сана или положения, но ради них самих!

 

Я нашла его грустным и растерянным, он забирал бумаги из университета. Презрительные взгляды провожали его. Я взяла его за руку: «Знаешь, ты мой брат во Христе и не важно, получу я приглашение на твое рукоположение или на твою свадьбу. Я просто верю, что Бог знает, что для тебя лучше. И Он сделает это».

 

Текст: Анастасия Подлиняева

Иллюстрация: Александра Петрухина