Творчество к Пасхе

[Pawlo]

В классической и даже современной культуре очень подробно представлена тематика Рождества Христового, это и разнообразные фильмы, песни, книги, рассказы и повести(вспомним того же Гоголя, к примеру) и многое другое.

 

А вот тематика главного христианского праздника Пасхи представлена куда хуже. К сожалению.

 

В связи с этим предложение: давайте писать сюда названия и скидывать ссылки на известные нам пасхальные повести, рассказы, книги, фильмы, песни. Так сказать, поможем друг другу глубже погрузиться в атмосферу предстоящего торжества.

Изменено 26 марта, 2018 пользователем Neta

[Neta]

 

Пасха в произведениях русских писателей и поэтов

 

Как солнце блещет ярко,

Как неба глубь светла,

Как весело и громко

Гудят колокола.

Немолчно в Божьих храмах

Поют «Христос Воскресе!»

И звуки дивной песни

Доходят до небес. (А. Н. Плещеев)

 

Христос воскрес! Опять с зарею

Редеет долгой ночи тень,

Опять зажегся над землею

Для новой жизни новый день. (И. А. Бунин)

 

Христос воскрес! Опять с зарею

Редеет долгой ночи тень,

Опять зажегся над землею

Для новой жизни новый день. (И. А. Бунин)

 

Одна есть в мире красота —

Любви, печали, отреченья

И добровольного мученья

За нас распятого Христа. (К. Д. Бальмонт)

 

Христос воскрес, Спаситель мой

Воистину воскрес.

Ликуй душа; Он пред тобой

Раскрыл врата небес! (В. К. Кюхельбекер)

 

Я всем прощение дарую,

И в Воскресение Христа,

Меня предавших в лоб целую,

А не предавшего — в уста. (Анна Ахматова)

 

Повсюду благовест гудит,

Из всех церквей народ валит.

Заря глядит уже с небес…

Христос воскрес! Христос воскрес! (А. Н. Майков)

 

В русском человеке есть особенное участие к празднику Светлого Воскресения. Он это чувствует живей, если ему случится быть в чужой земле. Видя, как повсюду в других странах день этот почти не отличен от других дней — те же всегдашние занятия, та же вседневная жизнь, то же будничное выраженье на лицах, он чувствует грусть и обращается невольно к России. Ему кажется, что там как-то лучше празднуется этот день, и сам человек радостней и лучше, нежели в другие дни, и самая жизнь какая-то другая, а не повседневная. (Н. В. Гоголь)

 

Воскрес Бог и наполнил Собой вселенную. Широкая степь встала навстречу Ему всеми своими снегами и буранами. За степью потянулся могучий лес и тоже почуял приближение Воскресшего. Подняли матерые ели к небу мохнатые лапы; заскрипели вершинами столетние сосны; загудели овраги и реки; выбежали из нор и берлог звери, вылетели птицы из гнезд; все почуяли, что из глубины грядет нечто светлое, сильное, источающее свет и тепло, и все вопияли: «Господи! Ты ли?» (М. Е. Салтыков-Щедрин)

 

Тут подошла и Пасха с ее прекрасной, радостной, великой ночью. Мне некуда было пойти разговеться, и я просто в одиночестве бродил по городу, заходил в церкви, смотрел на крестные ходы, иллюминацию, слушал звон и пение, любовался милыми детскими и женскими лицами, освещенными снизу теплыми огнями свечек. Была у меня в душе какая-то упоительная грусть — сладкая, легкая и тихая, точно я жалел без боли об утраченной чистоте и ясности моего детства. (А. И. Куприн)

 

Над землей догорала сегодняшняя литургийная песнь: «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом». Вечерняя земля затихала. Дома открывали стеклянные дверцы икон. Я спросил отца:

— Это для чего?

— В знак того, что на Пасху двери райские отверзаются! (В. А. Никифоров-Волгин)

[Neta]

 

Пасхальная история о неудавшихся куличах

 

Мой любимый пасхальный рассказ от Петра Дмитриевича Сахарова. Православным христианам посвящается.

 

Соседская старушка, год назад привезённая сыном из деревни в Москву, на постоянное жительство. Встаёт в шесть утра, пьёт чай из блюдечка, обмакивая туда баранки, с опасливым уважением гладит стиральную машину по боку и покрывает её салфеткой с вышитыми васильками. На Пасху печёт стройные и ровные, как ангельское воинство, куличи, пахнущие горячим изюмом и почему-то мёдом, и делает толстых масляных агнцев, которых потом из умиления никто не решается съесть. Я была уверена, что Пасха для неё, как и для прочих бабушек её сорта, и есть эти куличи, агнцы и крашеные яйца. Но оказалось, что она, как и прочие бабушки её сорта, вовсе не так проста.

 

- У нас в деревне батюшка был молодой совсем… Хороший батюшка, непьющий, старательный. На Пасху, бывало, до-олго служит… уж ты стоишь, стоишь со свечой, ждёшь, ждёшь, пока полночь… уж и ноги болят, и спина ломит. И вот он – как выскочит из царских врат, как гаркнет, бывало: «Христос воскресе!» Кто ближе к алтарю стоит, того так назад и отбрасывает. Аж прямо хотелось подойти потом, после службы, и сказать: батюшко, что ж ты так орёшь-то, как будто уж вот и конец света? Христос воскресе – это ить радость-то ж какая! А ты кричишь, прости Господи, как будто, мол, Христос воскресе, братие, бегите, спасайтесь, кто может! Разве ж так надо? Но ни разу не подошла, нет. Скажет: иди отсюда, старая, учить ещё меня будешь. А правда: кто я такая, чтоб учить? - Пасха – значит, радость для вас? - А то не радость? Конечно, радость! И радостно, и боязно… а чего боязно – и сама не знаю.

 

Мне раза два, а то три сон один и тот же снился. Как будто стою я в церкви, народу столько, что прямо ужасть, свечи горят, куличами пахнет. И вот батюшка выходит к народу, а сам такой грустный – ну, такой грустный!... И говорит: дорогие-милые прихожане, а Христос-то и не воскрес! Ох ты, Господи! Я, как слышу это, у меня прямо сердце так и обрывается, и я прям уж и не знаю, что и делать. Оборачиваюсь – а народу-то и нету-ти. Никого нету, ни души. И церкви нету. Ничего, брат ты мой, нету. А есть одна только дорога какая-то… вроде как просёлочная, утоптанная, но без асфальту… А за дорогой – темным-темно… одна чернота и туман, и даже звёздочки ни одной не видать. Нехорошая дорога, одним словом, что уж говорить… И куда ведёт – тоже непонятно, только уж наверное дело, не в хорошее какое-нибудь место. И вот стою я… идти – страшно и не идти тоже нельзя вроде, потому что всё равно ничего, окромя этой дороги, на свете не осталось. Ну, что ж делать? Решилась. Пошла. Иду, а кругом темень – глаз выколи, а надо мной вороны всё лётают да всё кричат: каррр! каррр! Просыпаюсь – а это за окном вороны расселись и орут: карр! Тьфу ты, думаю. Вот – приснятся же ужасти, не приведи Господь!..

 

А чудеса на Пасху часто случаются, я от многих людей слыхала. Да что от людей! Со мной вот тоже было один раз. Перед войной это было. Я тогда только-только замуж вышла. Молодая была, совсем девчонка, можно сказать. Свекровь у меня была строгая да богомольная. А у нас-то в семье как было? Не партейные, конечно, но и не особо чтобы верующие… и куличей мы на Пасху не пекли, не было у нас такого заведено. Я и не умела их печь, и не знала даже, как подступиться… И вот приходит Великий Четверг. Надо куличи печь. А свекровь руку обварила, не может. Значит, надо печь мне. Ну, она мне всё рассказала, как и что, помогла, чем могла, а потом спать пошла. А я одна осталась с этими куличами.

 

Намаялась я с ними – по сю пору страшно вспомнить. Ночь ведь не спала! Поставила в печку… вынимаю – бат-тюшки! Всё чёрные, кривобокие, страшенные такие, что без слёз не взглянешь. Села я над ними и плачу. Думаю – что ж я наделала, праздник испортила, свекровь меня теперь начисто прибьёт! А свекровь моя, Вера Григорьевна, царствие ей небесное, утром вышла на кухню, поглядела на мои куличи, села рядом со мной да давай меня по голове гладить да уговаривать. Не плачь, говорит, девонька, всё съедим за милую душу! Разве ж в куличах главное красота? Главное, чтобы со старанием были сделаны да с верой, да с молитвой. А мы их в церковь отнесём, святить… поставим на лавочку посреди протчих, а Христос-то посмотрит-посмотрит на них сверху, с небес, да и скажет Божьей матери: Матушка, принеси мне вон того куличика. И на твой покажет. Божья Матерь Ему принесёт твоего куличика на тарелке, Он попробует и скажет: никогда таких вкусных куличей не пробовал! И все Апостолы тоже возьмут по кусочку и скажут: какая вкуснота!..

 

Ох ты, Господи! Я-то думала, она меня, Вера Григорьевна-то, со свету сживёт за эти куличи страшенные, а она – вона как! И вот, сколько жить буду, до смерти этого ей не забуду. - А что куличи-то? Что вы с ними сделали? Правда съели или пришлось выбросить? - Как так – выбросить? Нешто можно свячёную пищу выбрасывать? Конечно, съели! Ещё как съели… с маслицем, с яичками, да под водочку, да под малиновую настоечку – за милую душу уплели!

[Neta]

А.П. Чехов

 

Студент

 

Погода вначале была хорошая, тихая. Кричали дрозды, и по соседству в болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку. Протянул один вальдшнеп, и выстрел по нем прозвучал в весеннем воздухе раскатисто и весело. Но когда стемнело в лесу, некстати подул с востока холодный пронизывающий ветер, всё смолкло. По лужам протянулись ледяные иглы, и стало в лесу неуютно, глухо и нелюдимо. Запахло зимой.

 

Иван Великопольский, студент духовной академии, сын дьячка, возвращаясь с тяги домой, шел всё время заливным лугом по тропинке. У него закоченели пальцы, и разгорелось от ветра лицо. Ему казалось, что этот внезапно наступивший холод нарушил во всем порядок и согласие, что самой природе жутко, и оттого вечерние потемки сгустились быстрей, чем надо. Кругом было пустынно и как-то особенно мрачно. Только на вдовьих огородах около реки светился огонь; далеко же кругом и там, где была деревня, версты за четыре, всё сплошь утопало в холодной вечерней мгле. Студент вспомнил, что, когда он уходил из дому, его мать, сидя в сенях на полу, босая, чистила самовар, а отец лежал на печи и кашлял; по случаю страстной пятницы дома ничего не варили, и мучительно хотелось есть. И теперь, пожимаясь от холода, студент думал о том, что точно такой же ветер дул и при Рюрике, и при Иоанне Грозном, и при Петре, и что при них была точно такая же лютая бедность, голод, такие же дырявые соломенные крыши, невежество, тоска, такая же пустыня кругом, мрак, чувство гнета, — все эти ужасы были, есть и будут, и оттого, что пройдет еще тысяча лет, жизнь не станет лучше. И ему не хотелось домой.

 

Огороды назывались вдовьими потому, что их содержали две вдовы, мать и дочь. Костер горел жарко, с треском, освещая далеко кругом вспаханную землю. Вдова Василиса, высокая, пухлая старуха в мужском полушубке, стояла возле и в раздумье глядела на огонь; ее дочь Лукерья, маленькая, рябая, с глуповатым лицом, сидела на земле и мыла котел и ложки. Очевидно, только что отужинали. Слышались мужские голоса; это здешние работники на реке поили лошадей.

 

— Вот вам и зима пришла назад, — сказал студент, подходя к костру. — Здравствуйте!Василиса вздрогнула, но тотчас же узнала его и улыбнулась приветливо.

— Не узнала, бог с тобой, — сказала она. — Богатым быть.

 

Поговорили. Василиса, женщина бывалая, служившая когда-то у господ в мамках, а потом няньках, выражалась деликатно, и с лица ее всё время не сходила мягкая, степенная улыбка; дочь же ее Лукерья, деревенская баба, забитая мужем, только щурилась на студента и молчала, и выражение у нее было странное, как у глухонемой.

 

— Точно так же в холодную ночь грелся у костра апостол Петр, — сказал студент, протягивая к огню руки. — Значит, и тогда было холодно. Ах, какая то была страшная ночь, бабушка! До чрезвычайности унылая, длинная ночь!

 

Он посмотрел кругом на потемки, судорожно встряхнул головой и спросил:

— Небось, была на двенадцати евангелиях?— Была, — ответила Василиса.— Если помнишь, во время тайной вечери Петр сказал Иисусу: «С тобою я готов и в темницу, и на смерть». А господь ему на это: «Говорю тебе, Петр, не пропоет сегодня петел, то есть петух, как ты трижды отречешься, что не знаешь меня». После вечери Иисус смертельно тосковал в саду и молился, а бедный Петр истомился душой, ослабел, веки у него отяжелели, и он никак не мог побороть сна. Спал. Потом, ты слышала, Иуда в ту же ночь поцеловал Иисуса и предал его мучителям. Его связанного вели к первосвященнику и били, а Петр, изнеможенный, замученный тоской и тревогой, понимаешь ли, не выспавшийся, предчувствуя, что вот-вот на земле произойдет что-то ужасное, шел вслед... Он страстно, без памяти любил Иисуса, и теперь видел издали, как его били...

 

Лукерья оставила ложки и устремила неподвижный взгляд на студента.

— Пришли к первосвященнику, — продолжал он, — Иисуса стали допрашивать, а работники тем временем развели среди двора огонь, потому что было холодно, и грелись. С ними около костра стоял Петр и тоже грелся, как вот я теперь. Одна женщина, увидев его, сказала: «И этот был с Иисусом», то есть, что и его, мол, нужно вести к допросу. И все работники, что находились около огня, должно быть, подозрительно и сурово поглядели на него, потому что он смутился и сказал: «Я не знаю его». Немного погодя опять кто-то узнал в нем одного из учеников Иисуса и сказал: «И ты из них». Но он опять отрекся. И в третий раз кто-то обратился к нему: «Да не тебя ли сегодня я видел с ним в саду?» Он третий раз отрекся. И после этого раза тотчас же запел петух, и Петр, взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые он сказал ему на вечери... Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько-горько заплакал. В евангелии сказано: «И исшед вон, плакася горько». Воображаю: тихий-тихий, темный-темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания...

 

Студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль.

 

Работники возвращались с реки, и один из них верхом на лошади был уже близко, и свет от костра дрожал на нем. Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошел дальше. И опять наступили потемки, и стали зябнуть руки. Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха.

 

Теперь студент думал о Василисе: если она заплакала, то, значит, всё, происходившее в ту страшную ночь с Петром, имеет к ней какое-то отношение...

 

Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему — к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям. Если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра.

 

И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой.

 

А когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на свою родную деревню и на запад, где узкою полосой светилась холодная багровая заря, то думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только 22 года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла.

[Neta]

 

 

Марта Хамув

 

ВСТРЕЧИ НА КРЕСТНОМ ПУТИ

 

Пролог

 

И вот в этот день

перед тобою стою

Мой народ

И делаю ваши пути

Своими путями

и ваши мысли

погружаю в сердце Своё

Ибо

вечной любовью

ищу тебя

среди тропинок твоих

Мой народ

и тоскуя

выхожу навстречу тебе

 

I.

Ты Меня измеряешь

взглядом

Ты Меня измеряешь

мерой данной тебе власти

мерой успеха и славы

мерой аплодисментов толпы

«Кто Ты?»

Вопрошаешь

«Что есть истина?»

У тебя есть уши чтобы слышать

Но ты не слушаешь

У тебя есть глаза чтобы видеть

Но ты видеть не хочешь

У тебя есть руки для помощи

Но ты их предпочитаешь умыть

Не делай себе

заслон из риторики

не прячь своё сердце

за пустыми словами

Глаза подними

И увидишь перед собой

ИСТИНУ

 

II.

«Не будет этого с Тобою!»

ты восклицал

А ныне – тебя раздирают

отчаянье и смятенье

Ты не понимаешь

Ты слышал Благую Весть

и видел как лежачие поднимаются

а в глазах слепых

загорается свет

ты ел умноженный хлеб

и рыбу чудесного лова

разговаривал с Лазарем

когда он вернулся из мира усопших

Теперь же ты не понимаешь

И вот Я Крест обнимаю

чтобы новым смыслом наполнить страданье

Принимаю Крест

чтобы стал он знаком победы

Помни об этом

Когда вступишь на путь

скорби

III.

Я поймал твой взгляд

в толпе

за миг до того

как заколебалось небо

и каменная мостовая

бросилась Мне в лицо

Знаю как это бывает

Тяжесть креста

не так угнетает

как подавляют душу

презрение и отречение

очернение и измена

отвержение

пренебрежение

издевательство

В своём одиночестве

вспомни встречу

с Моими глазами

Я несу тебя в Cвоём Сердце

Я

камень среди камней

предназначенный быть под ногами

Я

камень который отвергли

строители

IV.

«Да будет мне по слову твоему!»

сказала Ты Гавриилу

Он открыл Тебе Моё имя

оно стало названьем вины

Возвестил Мне навечно престол

и вот Мой терновый венец

и одежды пурпурные

от крови

Он Тебе сказал «Благодати полная»

и стала душа Твоя до краёв

полной страдания

О Матерь Моя

Дева верная до конца

Благословенна Ты

между женами

Господь с Тобой

Славься

во всех поколениях

за Своё смиренное

FIAT

V.

Это всё не случайно

Предвечно назначено Мною

время и место

нашей встречи

на перекрёстке

твоего трудового пути и Моих страстей

Не было это случайным

Избрал Я тебя

хотя ты хотел пройти мимо

Пути Моего

Я призвал тебя

чтобы ты сделал больше

того что способен понять

В удушливый зной

ты помог Мне нести

Спасение мира

И с этого часа

Спасенье вошло

к тебе в дом

VI.

«Жених идёт –

выходите навстречу Ему!»

У тебя не было колебаний

Ты пронесла свет

сквозь бушующую толпу

сквозь насмешников толчею

сквозь неприязнь солдатни

Уберегла веру

сохранила любовь

как огонёк лампады

и не одолели его

буйные вихри вражды

Нежностью сердца

чуткостью пальцев

ты отёрла от грязи лицо

истерзанного осуждённого

И вот на плате

и вот в глубине души

ты уносишь изображенье

Божьего Лика

ПОДЛИННЫЙ ОБРАЗ

VII.

Искушение это знакомо тебе

Ещё одно неудавшееся испытание

похороненные надежды

на новое начало

жизнь возвращает упрямо

на проторенные пути

на годами наезженные дороги

не дают они

изменить

ход событий

И снова падение

унижение поражения

с каждым разом

мучительней ранит

Искушение это знакомо тебе

и жаль усилий

лучше оставить как есть

совсем неплохо и так

Не падай духом

дай руку

говорю тебе

ВСТАНЬ

VIII.

Не плачьте вы надо Мной

дочери Иерусалима

не плачьте

Зелёное древо

возродится весной

новым сияньем заря

мир на рассвете зальёт

Но пусть ваш плач

не прекратится

пусть ваша скорбь

взывает о милости

Пусть слёзы ручьями

омоют глаза вам

чтоб они увидели свет

Явления Божьего Сына

пусть оросят и удобрят

окаменевшие души

для достойного восприятия

зерна Моего слова

Плачьте вы над собою

и над детьми своими

Ибо

пока плачете

вы остаётесь достойны

Моего утешения

IX.

В облаке пыли

прежде чем что-то тёплое красное

мир заслонило

твой ботинок

был прямо перед глазами

Биение боли

в пронзённых висках

вдруг заглушил

удар твоего кулака

Сильнее, чем тяжесть

древа креста

Меня в землю вдавили

крики презренья

Ты который надменно стоишь

над униженным человеком

смотри как бы не пошатнуться

Тебе говорю Я

из тяжелейших падений

тебя подниму

силой этого часа

Если только

ты призовёшь Моё Имя

X.

Не отворачивайся

не уходи

Когда срывают с Меня

одежды священного богословия

отдирают один за другим

пласты трактатов

научных трудов

комментариев сложных

отвергают облачения

древних обрядов

и образов благочестивых

Встань перед лицом

Бога Живого

воззри

возлюби

ТАКИМ КАКОЙ ЕСТЬ

XI.

Ты думаешь

«Соблазнитель и богохульник.

Наконец-то Он перестанет

срывать колосья в субботу

исцелять в святой день

всем сердцем к себе привлекать

сборщиков податей и блудниц

называть Себя Сыном Божиим!»

Но это

вовсе не час

Моего поражения

это не час

твоего торжества

Гвозди

не смогут остановить Моих ног

рук Моих

не обессилят

Я буду идти

путями жизни твоей

исцеляя любовью

все твои раны

XII.

Благословен ты

Мой спутник

в этот последний час

Благословен ты

восскорбевший

о страдании Сына Человеческого

Благословен ты

ибо своим милосердием

заслужил милосердие Божие

Благословен ты

омывший сердце своё

в Крови Божьего Агнца

Благословен ты

ибо уверовал

на дне отчаянья и сомненья

Благословен ты

ибо

будешь взирать на Бога

Истинно говорю

ныне же будешь со Мною

в раю

XIII.

Выдерни из души

семь мечей

выдерни из головы Моей

тернии скорби

пусть нашим сердцам

ничего не мешает

Свершилось!

Исполнилось время

свершилась Жертва

враг побеждён

Это наш час

Жено

Матерь

Моих детских снов

заботливо уложи Меня

ко сну Моей смерти

Матерь

Моего Воплощения

приношу Свою

человеческую природу

в колыбель

Твоей нежности

XIV.

Ты приходил ночью

тайком

Ты приходил во тьме

за светом

Моих слов

Ты приходил с опаской

за силой

Божьей благодати

Сегодня тело Моё

ты положил в своём гробе

и мрак смерти

опустошает душу твою

сомненьем

Истинно говорю тебе

пусть не тревожится сердце твоё

сохрани свою веру

ещё лишь одну ночь

мрачную ночь

до наступления УТРА

Эпилог

Я вошёл в твой мир

и остался в нём

навсегда

пути Моих странствий

сходятся и пересекаются

с твоею судьбой

Поверь

Я есть

Путь

Истина

и Жизнь

Следуй за Мною!

 

В Великий пост 2018

 

(пер. И. Баранова)

рельеф работы Сергея Антонова

[Neta]

Игорь Северянин. Пасха в Петербурге

 

Гиацинтами пахло в столовой,

Ветчиной, куличом и мадерой,

Пахло вешнею Пасхой Христовой,

Православною русскою верой.

 

Пахло солнцем, оконною краской

И лимоном от женского тела,

Вдохновенно-весёлою Пасхой,

Что вокруг колокольно гудела.

 

И у памятника Николая

Перед самой Большою Морскою,

Где была из торцов мостовая,

Просмолённою пахло доскою.

 

Из-за вымытых к празднику стёкол,

Из-за рам без песка и без ваты

Город топал, трезвонил и цокал,

Целовался, восторгом объятый.

 

Было сладко для чрева и духа

Юность мчалась, цветы приколовши.

А у старцев, хотя было сухо,

Шубы, вата в ушах и галоши…

 

Поэтичность религии, где ты?

Где поэзии религиозность?

Все «бездельные» песни пропеты,

«Деловая» отныне серьёзность…

 

Пусть нелепо, смешно, глуповато

Было в годы мои молодые,

Но зато было сердце объято

Тем, что свойственно только России!

Картина Константина Юона «Праздничный день» (1903)

[Neta]

 

Н. Рерих. Русская Пасха. 1924

Иосиф Бродский. Натюрморт

 

Мать говорит Христу:

– Ты мой сын или мой

Бог? Ты прибит к кресту.

Как я пойду домой?

 

Как ступлю за порог,

не поняв, не решив:

ты мой сын или Бог?

То есть, мёртв или жив?

 

Он говорит в ответ:

– Мёртвый или живой,

разницы, жено, нет.

Сын или Бог, я твой.

[tata]

Это вкусно - рецепт пасхи классической.

Воздушный пасхальный кулич из сдобного дрожжевого теста

Вкуснейший, нежный пасхальный кулич из сдобного дрожжевого теста, который рекомендую приготовить на Пасху.

Продукты

Мука пшеничная - 450-500 г + 0,5 ст. ложки

Молоко - 150 мл

Дрожжи сухие - 9-10 г (3 ч. ложки)

или дрожжи свежие - 30 г

Сахар - 150 г

Сметана 15% - 100 г

Масло сливочное - 100 г

Желтки - 2 шт.

Яйцо - 1 шт.

Лимон (цедра) - 1 шт.

Изюм - 150 г

Цукаты - 100 г

Ванильный сахар - 20 г

Масло растительное (для работы с тестом) - 30 мл

Соль - 1/3 ч. ложки

 

Муку просеиваем.

Молоко подогреваем до чуть теплого состояния.

Для опары в теплое молоко отправляем сухие дрожжи, 1 ст. ложку сахара и 2 ст. ложки муки. Перемешиваем. Не нужно добиваться однородности, небольшие комочки муки допустимы. Накрываем миску с опарой полотенцем и оставляем на 10 минут.

На мелкой терке натираем цедру лимона, только желтую часть, без белой.

В чаше миксера смешиваем желтки, яйцо, ванильный сахар, оставшийся сахар и соль. Взбиваем миксером до светлой пышной массы.

Цукаты и изюм промываем и заливаем кипятком на 10 минут, потом обсушиваем бумажными полотенцами.

Сливочное масло растапливаем и остужаем до теплого состояния.

Опара подошла, на ней появилась пышная пенная шапочка. Перемешиваем.

В опару отправляем взбитые яйца, сливочное масло, сметану и цедру лимона. Перемешиваем.

Добавляем просеянную муку (я добавила 460 г). Замешиваем тесто.

Рабочую поверхность и руки посыпаем мукой. Перекладываем сюда тесто.

Вымешиваем тесто 10-15 минут. Всего у меня ушло 500 г муки, больше я не добавляю.

Тесто очень липкое. Чтобы было удобно вымешивать, руки и поверхность периодически смазываем растительным маслом. Если тесто прилипло к поверхности, используем кондитерский скребок (шпатель).

Тесто должно быть мягким, но перестать липнуть к рукам.

Выкладываем тесто в миску, смазанную растительным маслом. Накрываем миску с тестом полотенцем и ставим на расстойку в теплое место на 2 часа. За эти 2 часа тесто нужно обмять 2 раза, каждые 40 минут. Руки при этом смазываем растительным маслом.

Изюм и цукаты обваливаем в небольшом количестве муки (0,5 ст. ложки).

Рабочую поверхность и руки смазываем растительным маслом. Вмешиваем изюм и цукаты в тесто.

Общий вес теста - 1250-1260 г. Делим тесто на 5 частей по 250 г для 5 форм диаметром 9 см.

Каждую часть теста округляем и выкладываем в формы.

Накрываем полотенцем и ставим формы с тестом в теплое место на расстойку. Оставляем при комнатной температуре, пока тесто не займет весь объем формочек, примерно на 1-1,5 часа.

Включаем духовку, пусть разогревается до 180 градусов.

Выпекаем куличи при температуре 180 градусов 30-40 минут. Если верх куличей начинает подгорать, то можно прикрыть фольгой. Я прикрыла фольгой спустя 15 минут выпекания, общее время выпекания моих куличей - 33 минуты.

Когда куличи полностью остынут, их можно покрыть глазурью и украсить на свое усмотрение.

Приятного аппетита!