Как идеи создают реальность

[Neta]

https://youtu.be/0kbQjS9vOHs

 

Так случилось, что понимать себя, мир и других людей мы можем только через идеи и посредством идей. В этом наши преимущества перед другими живыми существами, но в этом кроются и большие опасности. Ведь вместо инстинкта и набора базовых практических навыков, мы связаны с миром, с другими людьми и с самими собою сложными идейными связями. Но дело в том, что большинство из нас об этом даже не догадывается. А если и догадывается, не пытается прояснить эти связи, понять их природу и силу. Поэтому так легко сегодня стать жертвой манипуляций, принять в себя готовые упаковки идейных связей, принимая их за свои собственные мысли и размышления.

 

Как идеи создают реальность и нас самих? Предлагаю подумать об этом вместе. И по-другому посмотреть на то, что формирует нашу картину мира и наши главные ценностные установки.

 

Андрей Баумейстер

[Марион]

Классический подход.

Ведь вместо инстинкта и набора базовых практических навыков, мы связаны с миром, с другими людьми и с самими собою сложными идейными связями. Но дело в том, что большинство из нас об этом даже не догадывается. А если и догадывается, не пытается прояснить эти связи, понять их природу и силу.

Соответственно, если кто желает разобраться к этому, должен обратиться к классическому наследию. Платон с Аристотелем в этом вопросе - основа основ.

[Елена Томина]

А устанавливаем мы эти связи - как дышим, инстинктивно.

Стоит углубиться в то, что это и как мы их строим, - хана связям

"Умножая познания - умножаешь скорби"

[Дмитрий]

А устанавливаем мы эти связи - как дышим, инстинктивно.

Стоит углубиться в то, что это и как мы их строим, - хана связям

"Умножая познания - умножаешь скорби"

 

Как сказал учитель ученику в одной книжке: у тебя в голове 5 тысяч маркетологов ... (испражнялись) 20 лет, а ты хочешь, чтобы я за неделю всё это вычистил. (Недословно)

 

Тут вопрос, сами ли мы эти связи устанавливаем. Пока это происходит "инстинктивно", вряд ли. И тут можно расслабиться, не умножать скорби и оставаться продуктом системы, а можно попытаться хотя бы понять - что у меня в голове своё, а что наклали эти 5000 маркетологов.

[Maxim Bulava]

Я в этой связи хочу порекомендовать книгу католического философа Эдварда Фезера (а заодно и все остальные его работы) "Последнее суеверие". Книга о философии, в т.ч. религиозной философии, науке и "новом атеизме". Еще не дочитал, но очень нравится.

[Марион]

Из книги А. Баумейстера "Бытие и благо":

 

В течение двух последних столетий относительно метафизики накопилось много предубеждений. Даже сегодня, когда метафизика переживает своего рода ренессанс, эти предубеждения в какой-то степени сохраняют свою силу. Прежде всего вызывает подозрение то, что метафизическое познание представляется чем-то слишком абстрактным и отдаленным от практических интересов каждодневной жизни, от вопросов, беспокоящих рядового человека. Еще в 1807 году Гегель отмечал, что слова «метафизика» и «абстракция» у многих вызывают желание убежать от этих слов как от чумы. Действительно, разве связаны с конкретными жизненными интересами вопросы об онтологическом статусе универсалий или учение о трансценденталиях? Разве имеют какое-то отношение к реальной жизни разнообразные теории субстанции или детальные классификации онтологических регионов? Эти и подобные им вопросы иногда кажутся изящными играми интеллектуалов, играми может и интересными, но слишком далекими от реальности. К тому же кажется подозрительным постулирование какого-то «второго», «скрытого» мира за миром вещей и событий, которые могут открываться нам в непосредственном опыте. Этот кажущийся жест перехода от «поверхности» вещей, данных нам в опыте, к «глубине» их «настоящего» существования не дает покоя многим современным мыслителям. Как чрезмерная «абстрактность», так и подозрительная эзотеричность (или «потусторонность») метафизики вызывают недоверие, а иногда и решительное отторжение.

 

Допускаем, эти подозрения имеют определенный смысл, но в таком случае почему Аристотель в начале «Метафизики» говорит о том, что человеку от природы свойственно стремление знать и связывает это стремление [orexis] с исследованием неэмпирической предметности? Почему он начинает свой поиск первых принципов и причин сущего с такого смелого утверждения, что приписывает каждому человеку какое-то глубинное желание, некое природное «метафизическое» влечение?

 

Стагирит указывает еще на несколько важных особенностей человеческого бытия. Во-первых, человек - это существо, владеющее речью, логосом (Pol. 1253а 10). Греческий термин logos сочетает в себе аспекты языка и рациональности. Все остальные живые существа способны только к сигнальному языку. Животные с помощью звуков (сигналов) передают свои чувства и важную для них информацию (связанную с базовыми интересами конкретного вида живых существ). Человек же одарен пропозициональным языком: он способен образовывать предложения и формулировать с их помощью абстрактные понятия, такие как добро и зло, справедливость и несправедливость и т.д. (Pol. 1253а 16). Интересно, что именно эта способность оперировать абстрактными понятиями наиболее удивляет и восхищает Стагирита. Он усматривает в этой возможности великий дар, позволяющий человеку занимать исключительное место в животном мире. Для Аристотеля эти абстракции имеют важное практическое значение, ведь именно они делают возможным не только науки и искусства, но также семью и государство. Итак, абстрактные понятия имеют непосредственное отношение к главным жизненным интересам человека. Абстрактное мышление мы встречаем на каждом шагу нашей повседневной жизни. Однако, не всегда это заметно и не всегда мы это осознаем.

 

Во-вторых, речь человека и использование им абстрактных понятий позволяют ему определиться относительно того, что является для него благом. Пока что я употребляю это понятие в самом широком смысле - как то, что определяет и направляет разнообразные устремления человека. На такое толкование блага Аристотель ссылается в первом предложении «Никомаховой этики»: «Всякое искусство и всякое учение, а равным образом поступок и сознательный выбор, как принято cчитать, стремятся к определенному благу (agatou tinos ephiesthai dokei). Поэтому удачно определяли благо как то, к чему все стремится» (EN 1094а 1). Другими словами, с помощью языка и абстрактных понятий человек может ориентироваться в мире и направлять свои действия к той или иной цели.

 

Очевидно, что первое предложение «Метафизики» каким-то образом связано с первым предложением «Никомаховой этики». В обоих фрагментах говорится о глубинных желаниях и стремлениях. Пока что мы можем отметить, что по Стагириту желание знать (метафизический интерес) как-то соответствует представлениям человека о благах и целях (практический интерес). Стремление знать имеет непосредственное отношение к человеческому бытию. В пределах этого основополагающего желания бытие и благо находятся во внутренней связи.

Наконец, в-третьих, человек благодаря предикативной структуре своего языка не только оперирует абстрактными понятиями и ориентируется в пространстве различных практик, но может еще и оценивать, и оправдывать собственные практики. Эта способность к оправданию и обоснованию как раз и позволяет понимать человеческие практики в перспективе блага. «Благо для Аристотеля отличается от просто приятного именно возможностью обсуждения и осмысления. Формальным объектом всех практических соображений является благо или наилучшее, в то время как формальным объектом всех теоретических рассуждений является истина» (Tugendhat E. Anthropologie statt Metaphysik, 2010: S. 23 ).

 

Итак, вместе с речью перед человеком открывается теоретическое и практическое пространство истины и блага. И именно в этом пространстве осуществляет и исполняет себя человеческое бытие. Благодаря способности в процессе речи артикулировать основания и принципы своих поступков, человек открывает для себя неисчерпаемое поле собственного развития, открытый игровой горизонт свободного самоосуществления и усовершенствования. Человек ведет специфическую жизнь, такую, что его можно назвать логосным существом. Это означает, что конституирование человеческих практик происходит в пространстве фундаментальных принципов и оснований (rationes), которые всегда открыты для проверки, уточнения и коррекции.

 

Сказанное дает нам возможность еще раз вернуться к вопросу о практическом смысле метафизики. То, что метафизика имеет дело с абстрактными принципами и понятиями, мы теперь можем осознать в ином свете. Уже сама способность оперировать абстракциями содержит в себе могучий творческий потенциал. Благодаря абстракциям и интеллектуальным схемам человек является не только существом, формирующим и модифицирующим свои практики. Способность к абстрактному мышлению связана еще с одной особенностью человека: для него совокупность практик предстает как тот или иной образ бытия, как определенная картина реальности. Эта картина реальности образует смысловые рамки любой человеческой деятельности. Именно в этих рамках человек истолковывает все свои намерения, решения и цели. Для других живых существ не существует ничего подобного такому как «бытие» или «реальность». «Бытие» и «реальность» напрямую связаны с нашей способностью к языку и с нашей способностью образовывать и пользоваться абстрактными понятиями и принципами. Наша деятельность разворачивается в бытийном пространстве, реализуется в пределах спроектированной нами картины реальности. Когда я употребляю термин «проекция», я не хочу тем самым сказать, что каждый человек сознательно проецирует некий образ мира подобно тому, как архитектор проектирует дом или как художник пишет картину. Я хочу только сказать, что человеческие практики имеют смысл и истолковываются всегда в том универсальном контексте, который мы называем «бытием» или «реальностью». Речь идет о наиболее мощных абстракциях, имеющих непосредственное практическое значение. Способность к речи и рациональному мышлению уже на дотеоретическом уровне конституируют условия возможности того, что можно назвать проектировочными способностями человека. Эти способности не только позволяют человеку создавать определенный образ бытия, когда человек как бы чертит себе географическую карту для собственных решений, поступков и целей. Создание такой карты сообщает человеку ориентиры, позволяющие выбирать различные пути в сети разнообразных практик.

 

Начертывая такую карту, мы не только проецируем образ реальности (онтологическую картину мира), но и вписываем самих себя в эту картину. Проектируя онтологические схемы, мы одновременно пишем собственную онтологическую биографию. Другими словами: благодаря пропозициональному языку человек, пользуясь абстрактными принципами и понятиями (как масляными красками), пишет определенный образ бытия и вписывает сам себя в эту картину. Ведь свое собственное бытие мы истолковываем как отдельный пример бытия как такового. Так же человек создает и образ небытия, ничто. Когда мы размышляем о нашей смерти, когда мы открываем в этих рассуждениях бесконечность небытия, мы страшимся бездны этого ничто. Но чего именно мы страшимся? Что нас пугает? Прежде всего, абстрактное представление о бесконечной продолжительности времени, в котором нас уже никогда не будет. Однако в самой этой бездне бесконечности нам открывается и определенная надежда. Ведь нас пугает тот образ, который образует наша интеллектуальная способность: понятие вечности и понятие темпоральной длительности, «не имеющей конца». Другими словами, наш страх вызван одной из наших собственных возможностей. Осознание этого обстоятельства позволяет видеть человека не только как ограниченное, конечное и смертное существо. Нет, речь идет о конечном существе, имеющем потенциал и достаточные условия для выхода за пределы собственной конечности. То, что нас пугает, образовано в глубинах нашего духа. Можно сказать, что человек по своей природе является метафизическим существом, существом, которое для истолкования своей деятельности требует того или того образа реальности (бытия)…

 

Предварительно свой главный тезис я могу сформулировать так: (1) человек по своей природе является метафизическим существом, то есть таким существом, который все свои намерения, решения и поступки истолковывает в границах проектируемого им образа бытия; (2) эта проектировочная способность коренится в фундаментальных способностях человека - речи и рациональном мышлении; далее, (3) такая способность онтологического проектирования реализует себя благодаря особым средствам, которые имеют свой источник в языке и мышлении — благодаря абстрактным принципам и понятиям. Наконец, (4) фундаментальным принципом онтологии и практической философии (онтологическим принципом, являющимся конститутивным для понимания наших практик) является благо... То, что метафизика оперирует понятиями высокого уровня абстракции, свидетельствует не против метафизики, а скорее в пользу ее. Способность к абстракциям имеет для человека важный практический смысл…, еще до всяких философских концепций бытия и блага, еще до создания первых проектов теоретической и практической философии, онтология и практика находились в непосредственном единстве и взаимосвязи.

[Марион]

Теперь пора взглянуть на проблему с другой стороны. Я утверждал, что человек как существо метафизическое всегда проектирует определенную картину реальности. Но в связи с этим возникает вопрос об отношении этого проекта к тому, что обычно называют объективной (независимой от нашего сознания и языка) реальностью. В классической традиции еще говорили об истинной или аутентичной реальности (бытие). Так же важно поставить вопрос об отношении нашего видения блага к истинному или «подлинному» благу. Эти вопросы я опять же ставлю пока что в плоскости так называемого «здравого смысла», с позиции обычного человека (не философа и не ученого).

 

Даже на уровне неосознанного проектирования реальности эти вопросы уже имплицитно предполагаются во всех наших практических намерениях и действиях. Мы каждый раз интуитивно стремимся воссоздать картину «настоящей» реальности. Наши практические намерения и интересы всегда имплицитно связаны с претензиями (явными или скрытыми) иметь адекватный образ действительности. Вряд ли какой-то человек (если он психически нормальный) согласится сознательно создавать ложный образ реальности и жить в кажущемся и искаженном мире. Такая установка наталкивалась бы на серьезные прагматические противоречия. В повседневном мире мы всегда желаем чего-то подлинного, «истинного». От судьи мы ожидаем справедливого решения, от врача - правильного диагноза, от инженеров и строителей - хорошо построенного моста или тоннеля. Так же, покупая сыр, хлеб или вино мы хотим получить «настоящий», «качественный» продукт (как бы мы по-разному ни понимали этот термин). Поэтому мы стремимся также иметь "качественный", пригодный для нашей практической жизни образ реальности. Мы хотим (сознательно или бессознательно) жить в хорошо истолкованном и осмысленном мире. Только в таком мире мы можем ставить перед собой практические цели, принимать решения, планировать свой день, свои дела на неделю, «строить планы на будущее» и тому подобное.

 

Теперь мы можем уточнить употребленный ранее термин «проектирование бытия». Речь идет о сознательном или бессознательном желании создать образ действительности для успешного поведения в мире, для ориентации в сети разнообразных практик, имеющих вписываться в эту онтологическую модель как ее составные элементы. Другим словами такое желание можно назвать стремлением постичь реальное бытие и сознательно творить свое собственное бытие. Именно так я могу истолковать первое предложение аристотелевской «метафизики», когда Стагирит говорит, что людям по природе свойственно желание знать. Если обычному человеку сказать, что он скрытый метафизик, что в ее практических интересах и намерениях скрытое желание «познавать бытие и его фундаментальные структуры, то этот человек может с нами не согласиться или даже не понять о чем речь. Однако, повторю свой тезис, в каждом человеке заложена не только способность проецировать образ действительности для успешного поведения в мире, но каждый человек всегда явно или скрыто претендует на то, что его образ действительности должен быть адекватным, «подлинным». В противном случае образ действительности не имел бы никакого практического смысла. А это значит, что образ действительности каждого человека связан с имплицитными претензиями на истинность. Итак, стремление познавать бытие (действительность, реальность) заложено в нас на глубинном уровне.

 

Если же посмотреть на то, благодаря чему мы создаем образ действительности, то и здесь мы увидим имплицитные онтологические предположения. Язык и рациональность, чувства и представления человека, если к ним внимательнее присмотреться, открывают нам важные онтологические истины. Наши чувства, хотя и не такие интенсивные как у животных (у нас не такой сильный нюх как у собаки и не такое острое зрение как у орла), но открыты к постоянному совершенствованию и развитию. Об этой способности воспитания и развития чувств свидетельствует прежде всего искусство: музыка, живопись и т. Мир наших эмоциональных переживаний неисчерпаем. Возьмем, к примеру, ощущение радости. Мы можем радоваться от встречи с любимым человеком, от встречи с другом, от чтения интересной книги, от осеннего утра или вечернего заката солнца зимним вечером. Ощущение радости, многочисленные нюансы и разная интенсивность радостных ощущений не поддаются никакой калькуляции и не знают никаких границ. Феномен радости открывает нам неограниченный горизонт того, что можно назвать действительностью в модусе «быть радостным». Радость является интенциональным чувством, в ней открывается действительность, смысл которой нельзя исчерпать. Радость сама является "открытостью навстречу действительности".

 

Однако сделаем еще один шаг. Наши чувства и переживания устроены так, чтобы способствовать развитию интеллектуальных способностей. Важно увидеть внутреннюю связь между, с одной стороны, чувственным восприятием (например, созерцанием восхода солнца или слушанием музыкального произведения), ощущением радости (удовольствие, восторг, подъем и т. п) и, с другой стороны, осмыслением собственного бытия и осознанием его как части более всеобъемлющей реальности. И все это – утренний солнечный свет, ощущение радости и осознание собственного бытия – я могу описать с помощью высказываний (это может быть, например, в виде стихотворения, или в виде философского афоризма). Но для объяснения как наших чувств и эмоций, так и для объяснения языка и мышления нам недостаточно естественных причин. Например, феномен человеческой радости с очевидностью является биологически избыточным. Натуралистические объяснения радости всегда будут примерами сильной редукции и неоправданного упрощения.

 

Не только создаваемый нами образ реальности, но и наша способность к чувствам и эмоциональным переживаниям, наша способность к речи и мышлению также имеют онтологические основания и нуждаются в особом онтологическом истолковании. Мое собственное бытие и бытие вне меня я испытываю и на уровне субъекта (фундаментальные способности, проектирующие образ действительности), и на уровне объекта (создаваемый мною образ действительности со всеми ее содержаниями и смыслами). Бытие как бы «встречает», «охватывает» нас с обеих сторон: как со стороны (1) чувственных, эмоциональных, речевых и интеллектуальных актов (проектировочные способности), так и со стороны (2) проектируемой картины действительности…

 

Как мы видели, Аристотель связывает человеческую способность к языку и речи также со способностью человека определять то, что является для него благом. Я уже отмечал, что человек, в отличие от сигнального языка животных, одарен пропозициональным языком. Рассмотрим эту возможность подробнее. Сигнальная речь является системой сигналов, позволяющих вызвать у адресатов определенную реакцию. Животные общаются с помощью звуков и жестов, связанных с определенными типами поведения. Но сигнальная речь не различает описаний и приказов, индикативов и императивов. Мы различаем такие выражения как «Осторожно!» и «Это может быть для тебя опасным». Петр может сказать Марии: "Не кури!». А может сформулировать тот же смысл по-другому: «Если ты будешь много курить, то это повредит твоему здоровью». Последнее высказывание вводит в игру процедуру проверки: Мария может проверить – на самом ли деле курение влияет на состояние здоровья. Тем самым появляется еще одно важное для нас различение: различение реального и иллюзорного. «Благодаря таким проверкам мы можем, с одной стороны, различать видимость, желания и мысли, а с другой стороны - действительность. Пока живое существо пользуется только сигнальным языком, для нее еще не существует действительности и мира. Она имеет дело только с определенными реакциями и определенной средой» [steinvorth 2002: S. 26]. Процедура проверки и оправдания вводит те фундаментальные различия (истина - ложь, добро - зло, справедливо - несправедливо), которые делают возможным наши практики.

 

Различая реальность и иллюзию, проектируя образ действительности, человек распространяет эту проекцию также на мир своих эмоций и желаний. Мы различаем не только истину и кажущуюся реальность. Нам открывается различие того, что мы сейчас фактически желаем, и того, что мы должны желать. Мы отличаем "истинные" стремления и цели от «ложных» стремлений и целей. Человек может себе сказать: я этого желаю, но мне надо от этого отказаться. Или он может спросить: правильные ли цели я перед собой ставлю? Стоит ли мне преследовать именно такие цели? Животное не задает подобных вопросов. Ее желание не оцениваются ею по критериям правильного-неправильного, приемлемого-неприемлемого, допустимого-недопустимого. Если наш пес громко лает, услышав на улице голоса соседских собак, мы можем накричать на него или пригрозить ему пальцем. В следующий раз он будет лаять и, поглядывая на хозяина, прижимать уши или прятаться. Но это не значит, что он оценивает свои действия как плохие или неприемлемые. Для него лай каузальным образом связан с возможностью наказания. Ведь животное способно образовывать и осмысливать каузальные связи. Обезьяна может образовывать квази-высказывания вроде: «если я возьму большую палку, то я смогу достать вон тот банан» (Если А, то В). Образование каузальных связей животному нужно, например, для охоты, или для лести по отношению к собственному хозяину («я знаю, что когда я посмотрю ему в глаза и лизну ему руку, он подобреет и не будет кричать на меня»). Но животное не ставит вопрос об оправданности собственных намерений и действий. Следовательно, животное может создавать дескриптивные (даже каузальные) квази-высказывания (понятно, что я не имею в виду языковые высказывания, поэтому и употребляю здесь префикс «квази»), но оно не может создавать нормы и ценности и ставить вопрос об их оправдании. Каузальное объяснение отвечает на вопрос: почему X происходит? А проблема оправдания вводит в игру другой вопрос: почему ты это утверждаешь? Какие у тебя основания утверждать, что будет p?

 

Человек может не только чего-то желать и к чему-то стремиться, но также способен задавать вопросы: что я должен желать, к чему я должен стремиться? Какую жизнь я должен (могу) вести? Правильно ли (хорошо) я живу? Сказанное не означает, что каждый человек может без внешних препятствий устранить одни желания, заменив их другими, которые он считает «правильными». Это только означает, что наши желания и стремления мы оцениваем в перспективе фундаментальных нормативных различений. Человек как рациональное существо, одаренное языком и мышлением, способен превращать чувственные восприятия в теоретические выражения, а стремления и желания - в практические выражения. [steinvorth 2002: S. 104]. Различение описания (уровня дескрипции) и требования (уровня императивности), различение истинного (правдивого, истинного) и ложного (иллюзорного, ненастоящего) открывает человеку измерение универсального, измерение бытия и превращает его в активного и ответственного субъекта. Следовательно, даже на дотеоретическом уровне существует внутренняя связь между метафизикой и практикой, поскольку наши практические намерения и цели, наши решения и поступки имеют для нас смысл только тогда, когда мы вписываем их в проектируемый нами образ действительности.

 

Баумейстер А. Буття і благо. — Вінниця: 2014, с.15-25

 

(Перевод с украинского)

[Марион]

Вышла в свет новая книга А. Баумейстера:

 

 

Наконец увидела свет моя новая книга. Мне хотелось ввести читателей в мир философского мышления, без упрощений, не теряя глубины, но в доступной для каждого заинтересованного человека форме. Это значительно расширенный и переработанный текст украиноязычного издания.

Книга состоит из трех частей:

1. Философия в современном мире.

2. Философская теория реальности. Метафизика и онтология.

3. Познание реальности. Эпистемология или теория познания.

В книге также содержатся подробные рекомендации по литературе и по практикам философских занятий.

Надеюсь, что эта книга станет для читателей качественным, надежным и увлекательным путешествием в мир философии.

Книгу можно заказать и приобрести по этой ссылке: https://otium.academy/books/baumeister_thinking

 

https://www.facebook.com/andriibaumeister/posts/3985043388283857

 

 

 

Прежняя книга на украинском, о которой говорит автор, по-видимому эта:

 

[Марион]

Если не ошибаюсь, чуть ли не первая книга автора, вышедшая на русском языке.

Была конечно еще "Біля джерел мислення і буття", но там только частично на русском.