Перейти к содержанию

Восток и Запад перед лицом тайны Троицы


 Поделиться

Рекомендуемые сообщения

191389653_4115130368553077_3258416612880238146_n.jpg?_nc_cat=108&ccb=1-3&_nc_sid=730e14&_nc_ohc=okEHTvPbbMoAX9w8ESQ&_nc_ht=scontent-arn2-2.xx&oh=9efd92f3ab3821b1553cf37377fc9ca3&oe=60D53902

 

Представляем полный текст размышления о Тайне Пресвятой Троицы, которым проповедник Папского дома о. Раньеро Канталамесса поделился во время великопостных духовных упражнений для Римской курии в 2015 году.

 

1. Собрать то, что нас объединяет

 

Недавний визит папы Франциска в Турцию, который завершился встречей с православным патриархом Варфоломеем, и призыв папы вместе жить полнотой общей веры христианского востока и латинского запада убедили меня в том, что было бы полезно поразмышлять на эти темы, — ведь это желание папы является одновременно и желанием всех христиан.

 

Это желание взаимного обмена не ново. Уже отцы Второго ватиканского собора в документе Unitatis redintegratio обращали внимание на богатства восточных церквей. Святой Иоанн Павел II в апостольском послании Orientale lumen писал: «Поскольку мы действительно верим, что достойное древнее предание Восточных Церквей представляет собой неотъемлемую часть наследия Церкви Христовой, то для католиков изначально необходимо познание его с тем, чтобы питаться им и содействовать, в меру возможности каждого, процессу единства».

 

Тот же святой понтифик сформулировал принцип, который, я думаю, будет определяющим на нашем пути к единству: «собрать то многое, что объединяет нас и что, несомненно, больше, чем то, что нас разделяет».

 

Православие и Католическая Церковь разделяют одну и ту же веру в Троицу, в воплощение Слова, в Иисуса Христа, истинного Бога и истинного человека, который умер и воскрес для нашего спасения, который дал нам Духа Святого. Мы верим, что Церковь — это Его тело, вдохновленное Духом Святым, что евхаристия — это источник и вершина христианской жизни, что Мария — это Богородица, Богоматерь, что наше предназначение — жизнь вечная. Что может быть важнее всего этого? Все наши различия заключаются только в способе понимать и объяснять некоторые из этих тайн. И эти различия, следовательно, второстепенны.

 

В прошлом в отношениях восточного и латинского богословия было много полемики. Концентрировались на том, что нас разделяет, на отличиях и на своей правоте. Пришло время переломить эту тенденцию; пришло время перестать навязчиво настаивать на отличиях. Эти отличия часто базировались на преувеличении, если не на искажении чужих мыслей.

 

Пришло время собирать то, что объединяет нас в нашей общей вере. Есть настоятельная необходимость вместе исповедовать свою веру миру, который сильно изменился. Вопросы и интересы этого мира сегодня очень отличаются от тех, что были во времена возникновения наших разногласий. Мир сегодня по большей части даже не понимает сути этих наших тончайших между собой различий, он — в тысячах световых лет от всего этого.

 

Раньше в движении к единству христиан основную роль играла такая идея: надо сначала разрешить все различия и только потом делиться тем, что нас объединяет. Теперь экуменический подход таков: сначала поделимся тем, что у нас общего, чтобы потом, в терпении и уважении друг к другу, разрешить все разногласия.

 

Самый наглядный итог этой перемены наших мыслей состоит в том, что те же наши доктринальные различия, которые казались ошибками, если не ересью, теперь представляются все более совместимыми с нашей собственной позицией, а часто и становятся необходимыми к ней поправками или дополнениями.

 

Языческий мыслитель 4-го века Квинт Аврелий Симмах говорил: «тайну, которая так велика, нельзя достичь, идя лишь по одной дороге». Эта фраза отлично подходит к отношениям восточного и западного богословия. В этих наших размышлениях мы постараемся показать не только необходимость, но также красоту и радость того момента встречи на вершине, где мы созерцаем одну и ту же восхитительную панораму христианской веры, — пусть мы и пришли на эту вершину разными путями.

 

Великие тайны веры, в которых мы постараемся обнаружить наше глубинное единство вопреки различиям наших традиций — это тайна Троицы, личность Христа, Дух Святой, учение о спасении. Два легкие [восточная и западная традиции] и одно дыхание: этот тезис — наше исходное убеждение. Именно в этом смысле папа Франциск говорит о «примиряющих различиях». Различия не надо замалчивать, их не надо банализировать — они должны примирять. Мы не претендуем на то, чтобы дать полноценный ответ на все эти сложные вопросы; нашей целью будут скорее практические советы, чем спекулятивные размышления.

 

Этот путь я начинаю с большим смирением, можно сказать, на цыпочках; знаю, как трудно отрешиться от привычных категорий мышления и понять других. Меня утешает тот факт, что и греческие и латинские отцы Церкви в течение многих лет были «хлебом насущным» моей учебы, а многие позднейшие православные авторы (Симеон Новый Богослов, Николас Кабасилас, «Добротолюбие», Серафим Саровский) были для моих проповедей постоянным источником вдохновения. Не говоря уже об иконах — единственных изображениях, перед которыми я могу молиться.

 

2. Единство и троичность Бога

 

Начнем наше восхождение с тайны святой Троицы, то есть с самой высокой горы, с Эвереста веры. Эта доктрина была постепенно сформулирована в первые три века жизни Церкви. В ней можно было усмотреть подтверждение того обвинения, которые христиане часто слышали от язычников: вы верите в нескольких богов, вы тоже политеисты. Именно поэтому Credo, которое в первые века начиналось с фразы «Верую в Бога», в 4-м веке получило небольшое, но важное дополнение: «Верую в единого Бога».

 

Нам нет необходимости подробно припоминать весь этот путь. Так или иначе в конце 4-го века завершился процесс трансформации ветхозаветного монотеизма в тринитарный (троичный) христианский монотеизм. Латиняне выражали два аспекта этой тайны формулой «одна сущность, три личности», греки — формулой о трех ипостасях. После бурных споров богословы двух школ пришли, казалось, к полному согласию. «Можно ли представить себе, — восклицал святой Григорий Назианзин, — соглашение более полное, можно ли полнее выразить, пусть и разными словами, абсолютно одно и то же?».

 

Но отличие между двумя способами выразить тайну осталось. Сегодня мы формулируем это различие так. Греки и латиняне в том, что касается Троицы, двигаются с противоположных сторон. Греки — от Божественных ипостасей, то есть от множества, чтобы достичь единства сущности. Латиняне, наоборот, начинают от единство сущности и приходят к трем личностям Божества. «Латиняне, — писал французский историк догматики, — считают личность способом проявления божественной природы; греки считают божественную природу содержанием божественных личностей».

Это отличие можно выразить и по-другому. И греки и латиняне начинают с единства Бога; и греческий и латинский символы веры начинаются со слов «Верую в единого Бога». Но для латинян это единство — безличностно, до-личностно; это — сущность Бога, которая выражается потом в Отце, Сыне и Духе Святом, — хотя, разумеется, никто не думает, что божественная сущность существовала прежде божественных личностей. В латинском богословии всегда говорили сначала о единстве Бога и только потом — о троичности и о Троице.

 

Греки же понимают это единство как уже персонализированное; для них единство — это Отец. Первая строчка греческого Credo — это то же «Верую в единого Бога Отца всемогущего». Но слова «Отец всемогущий» для них не отделены от слов «единый Бог», как отделены они у латинян. Запятая стоит не после слова «Бог», а после слова «всемогущий». (То есть: не «Верую во единого Бога, Отца Всемогущего.. и единого Господа Иисуса Христа.. и в Духа Святого» — а: «Верую во единого Бога Отца Всемогущего, .. и единого Господа Иисуса Христа.. и в Духа Святого»).

Смысл таков: «Верую в единого Бога, который есть Отец всемогущий». Единство трех божественных личностей для них состоит в том, что Сын совершенно (сущностно) един с Отцом, как един с Сыном и Дух Святой.

 

Оба этих способа приближения к тайне возможны. Но сегодня все чаще предпочитают греческую модель, в которой единство Бога не отделяется от троичности, но составляет с ней единую тайну и вытекает из этого акта. С помощью наших слабых человеческих слов мы можем сказать так. Отец — это источник, абсолютное начало движения любви. Сын не мог бы быть Сыном, если бы прежде не получил от Отца все, что Он есть. Иоанн Дамаскин писал: «От Отца — то есть от того факта, что есть Отец — есть также Сын и Дух Святой».

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

191503322_4115132858552828_8210017700476833683_n.jpg?_nc_cat=102&ccb=1-3&_nc_sid=730e14&_nc_ohc=CVBqgBOCiXUAX-xZpDk&_nc_ht=scontent-arn2-1.xx&oh=ac3835be17c58fbea43a468235e20634&oe=60D5A27E

 

Бог-Отец — единственный, даже в рамках Троицы, кому не нужно быть быть любимым для того, чтобы быть способным любить. Только в Отце воплощено это совершенное равенство: быть и любить; для других ликов Троицы быть — это быть любимым. Отец — это отношения вечной любви, и он существует только в этих отношениях. Поэтому нельзя считать Его прежде всего Верховных Существом и только потом признавать в Нем эти вечные отношения любви. Об Отце нужно говорить как о вечном акте любви. Единственный Бог христиан — это Отец.

 

Конечно, мы не смотрим на него в отрыве: как бы Он мог называться Отцом, если бы у Него не было Сына?. Мы смотрим на Него как на Отца, который вечно рождает Сына и вечно отдает Ему Себя в той бесконечной любви, которая объединяет Их обоих и которая есть Дух Святой. Единство и троичность Бога всегда исходят из единого акта и являются одной и той же тайной.

 

Как я уже сказал, сегодня многие на Западе, и я в том числе, предпочитают греческую модель понимания Троицы. Что, конечно, не означает, что мы не признаем значимость вклада латинского богословия. Греческое богословие составило схему и сформулировало подход. Латинская мысль, в лице Августина Блаженного, наполнило эту схему глубиной и душой, то есть любовью.

 

Августин основывает свое размышление о Троице на определении «Бог есть любовь» (1 Ин 4, 16). В Духе Святом он видит взаимную любовь Отца и Сына; возникает триада «любящий [Отец] — возлюбленный [Сын] — любовь [Дух Святой]». Средневековые последователи Августина возвели эту триаду почти в канон. На основе этой триады богослов Эриберт Мюлен не так давно создал свою концепцию о Духе Святом как о божественном «Мы», о личном причастии между Отцом и Сыном в Троице, и об участии (хотя и другим образом) в этом причастии всех крещенных.

 

Первым из отцов восточной церкви, кто оценил вклад западного богословия в изучение вопроса о Троице, был святой Григорий Палама. Он писал: «Дух высочайшего Слова — как неизреченая любовь Отца к Своему Слову, неизреченно рожденному; любовь, которую это Слово-Сын получает от Отца и для Отца; Он имеет Дух, вместе с Ним исходящий от Отца; Дух, пребывающий на Нем, поскольку соприроден Ему».

 

Это открытие Паламы развивает известный современный православный богослов Иоанн Зизиулас. Он пишет: «Выражение «Бог есть любовь» означает, что Бог «существует» в своей троичности как личность, а не как сущность. Любовь не является следствием или имуществом божественной сущности… Любовь составляет его сущность». Мне кажется это совместимым с определением Фомы Аквинского, который, вслед за Августином, писал, что божественные личности связаны между собой «значимыми отношениями».

 

Разница и взаимодополняемость этих двух богословских подходов не ограничивается их пониманием бытия Троицы и внутренних отношений в Ней. Есть некоторые исключения, но в целом греки больше интересуются имманентной Троицей, которая существует вне времени, а латиняне — «экономикой» Троицы, то есть тем, как Она являет себя в истории спасения. Одни, в соответствие со своим гением, больше интересуются бытием и онтологией, другие — Ее проявлениями, историей. В этом свете понятней, почему латиняне начинают разговор о Боге с трактата о единстве, а не о троичности Бога. Понятны также и мотивы, по которым эта традиция сохраняется. Ведь, действительно, в истории спасения откровение единого Бога предшествовало откровения Бога троичного.

 

Самый очевидный знак этого отличия в подходе — два разных способа представлять Троицу в греческих и в западных иконах. Каноническая православная икона, достигающая своей вершины в «Троице» Андрея Рублева, представляет Троицу в виде фигур трех ангелов, равных между собой и отделенных друг от друга, которые распологаются вокруг трапезы. Мы видим сверхчеловеческий покой и единство. История спасения при этом не игнорируется — есть ссылка на известный эпизод с Авраамом, который принимает трех гостей, и с евхаристической трапезой, за которой сидят Трое; но история спасения остается на втором плане.

В западном же искусстве, начиная со Средневековья, Троица представлена совершенно иначе. Мы видим Отца, который протягивает руки и держит два конца креста; между ликом Отца и ликом Распятого парит голубь, представляющий Духа Святого. Самые известные примеры такого изображения Троицы — работа Массачио во флорентийской церкви Санта Мария Новелла и работа Дюрера в музее Вены, но есть и множество других. Это — Троица, которая является нам в истории спасения; Троица, вершина которой — в кресте Христа.

 

Два пути, чтобы оставаться открытыми

 

Сделаем теперь еще один шаг вперед и попробуем увидеть, насколько христианская вера нуждается в том, чтобы оба эти пути к тайне Троицы оставались открытыми для нас. Схематично это можно выразить так. Церковь нуждается в том, чтобы принять в полноте православный подоход к Троице — для своей внутренней жизни, для молитвы, созерцания, литургии, мистики. Но Церковь нуждается и в том, чтобы учитывать подход латинский — для своей евангелизаторской миссии, для того, чтобы идти к людям.

 

Первый пункт в доказательствах не нуждается. Мы с радостью и благодарностью принимаем это духовное наследие, которое родилось в греческой и византийской традициях и которое защищают и распространяют православные богословы (например, Владимир Лосский или Иван Мейендорф). Православное видение хорошо описано святым Василием: «Путь познания Бога исходит от единого Духа через единого Сына к единому Отцу; и, наоборот, естественная доброта, естественное освящение, царственное достоинство исходят от Отца через Единородного Сына к Духу».

 

Другими словами, на уровне бытия, на уровне исхождения творения от Бога, все исходит от Отца, идет через Сына и приходит к нам в Духе; на уровне познания, на уровне возвращения творений к Богу все исходит от Духа, идет через Сына и возвращается к Отцу. Перспектива всегда троична.

 

Сегодня и Западу и Востоку более чем когда-либо необходимо знать и практиковать также и латинский подход к тайне единого и троичного Бога. Святой Григорий Назианзин рассказывает о процессе, который приводит нас к вере в Троицу, так: «Ветхий Завет явным образом провозгласил существование Отца; существование Сына провозглашено менее явно. Новый Завет провозглашает существование Сына, а божественная природа Духа Святого лишь угадывается. Теперь же Дух присутствует среди нас, теперь он явлен более отчетливо. Пока не была исповедена божественность Отца, нельзя было открыто провозгласить Сына; пока не была принята божественность Сына, нельзя было провозглашать Духа».

 

Ту же божественную педагогику осуществляет и Иисус. Он говорит, что не может открыть ученикам всего, что Он знает от Себя и знает от Отца, потому что они пока не готовы это «вместить» (Ин 16, 12).

 

Сейчас мы живем во времени, когда Троица открыла Себя во всей полноте. Мы должны жить в троичном свете, как это называли некоторые Отцы Церкви — не теряясь в поклонении Бога как «высшему существу», которое ближе к богу философов, нежели к тому Богу, Которого явил Иисус.

 

Но что мы должны говорить миру, который нас окружает, миру неверующему, миру секуляризированному? Не оказались ли мы снова в тех же условиях, что были до пришествия Христа в мир? Не должны ли мы в его отношении использовать тот же педагогический подход, который использовал Бог [то есть раскрывать себя постепенно]?

 

Мы сами должны помогать нашим современникам узнавать прежде всего о Боге, который создал нас для любви, который есть Добрый Отец и который явил нам Себя в Иисусе из Назарета. Может ли мы начинать евангелизацию со слов о трех божественных личностях? Не будет ли это, как говорил святой Григорий, возложением на плечи людей груза, который они не в состоянии нести?

 

И еще одна важная вещь. Отец, который первым явил Себя в Ветхом Завете, не явил Себя там «Отцом Господа нашего Иисуса Христа», подлинным отцом подлинного сына; он не явил Себя там Богом Отцом в Троице; все это было явлено только Иисусом. В Ветхом Завете Он — отец в метафорическом смысле слова, отец народа Своего Израиля, а для язычников — отец вселенной, отец небесный. Откровение о Боге начинается с Бога единого.

 

Слово «Бог» может или должно использоваться для обозначения того, что у трех божественных личностей общее, то есть для обозначения Троицы — видим ли мы это Их общее в Их природе, сущности, бытии (как говорит об этом Писание и Отцы Церкви), или же (как предлагает Иоанн Зизулас) мы видим это Их общее в том, что Они пребывают в общении между собой.

 

Церковь должна найти способ провозглашать тайну единого и троичного Бога в категориях, понятных людям нашего времени. Именно это делали Отцы Церкви и древние вселенские соборы. Сложно представить, как можно объяснить нашим современникам тайну Троицы в тех же терминах сущности, ипостаси, собственности и значимых отношений — хотя, разумеется, в области богословия Церковь не собирается отказываться от этих терминов.

 

Если и есть что-то в древнем языке Отцов Церкви, что может быть полезно для наших современников (по крайней мере в том, что касается объяснения Троицы), так это указание святого Августина на любовь. Любовь как таковая — это общение и отношения; не существует любви, если нет двух (или более) личностей. Каждая любовь — это движение одного бытия к другому; это движение сопровождается желанием единства. В человеческих отношениях это единство всегда остается неполным и временны, даже если речь идет о самой сильной любви; полного единства достигают только Божественные Личности. Вот — тот язык, который могут понять наши современники.

 

Едины в поклонении Троице

 

Святой Августин поможет нам завершить разговор о двух подходах к тайне Троицы. Он говорит, что когда вы хотите пересечь море, самое главное — не сидеть на берегу, пристально взгядываясь в противоположный берег, а сесть в лодку и поплыть к этому берегу. Так и для нас самое важное — не рассуждать о Троице, но оставаться в вере Церкви, которая есть лодка, приводящая нас к Троице. Мы не можем обнять этот океан, но можем войти в него. Сколько бы мы не делали усилий, мы не можем охватить тайну Троицы собственным умом. Но мы можем сделать кое-что еще лучшее. А именно — войти в эту тайну.

 

Мы должны поклоняться Троице и мы нуждается в этом поклонении; вот пункт, в котором мы все согласны, и на Востоке и на Западе. Поклоняясь, мы скромно ограничинваем себя в говорении о Боге, говорим не говоря. Поклоняться Троице, как говорил святой Григорий, значит возносить «гимн тишины». Поклоняться — значит признавать Бога Богом, а себя самих — творениями Бога. Поклоняться — значит признавать бесконечное качественное отличие Творца от творения; признавать его, однако, в свободе и с радостью, как дети, а не как слуги. Поклоняться, как говорит апостол, значит освободить истину, подавленную неправдою мира (ср. Рим 1, 18).

 

Закончим же теми словами, которые с самой глубокой древности и на Востоке и на Западе провозглашают сущность Троицы: Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

 

Источник: www.cantalamessa.org

Перевод: Сергей Гуркин

 

Рускатолик.рф

  • Like 1
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Это открытие Паламы развивает известный современный православный богослов Иоанн Зизиулас. Он пишет: «Выражение «Бог есть любовь» означает, что Бог «существует» в своей троичности как личность, а не как сущность. Любовь не является следствием или имуществом божественной сущности… Любовь составляет его сущность».

Очень яркий пример того, как библейская цитата, в отрыве от своего контекста, начинает жить самостоятельной жизнью. Я не утверждаю, что богословствование Зизиуласа или Паламы ошибочно, я имею в виду, что если автор начинает свою фразу словами "выражение "Бог есть любовь" означает...", то он тем самым отсылает читателя к 1 Ин 4:8 - стиху, имеющему в контексте Послания вполне определенный и ясный смысл: «Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него.» /1-е Иоанна 4:9/. То есть речь здесь идет об искупительном действии Бога.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Кстати, в старт-топике размещены две иконы Троицы, представляющие в разных стилях явление трех странников Аврааму. Хочу напомнить участникам и читателям форума: далеко не факт, что это было именно явление Троицы. См. также тему о мамврийской теофании.
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

По-моему, у Иоанна 2 мысли:

 

1. Бог есть любовь

 

2. Любовь Божия к нам открылась...

 

Оба восточных богослова рассуждают вокруг первой мысли. А Вы, похоже, говорите "нет, они не правы, потому что 1=2, т.е. "Бог есть любовь, потому что он совершил искупительное действие"

  • Like 1
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Оба восточных богослова рассуждают вокруг первой мысли.

Ну так они говорят об онтологии, а Иоанн об икономии.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Ну так они говорят об онтологии, а Иоанн об икономии.

Почему Вы думаете, что Иоанн говорит только об икономии? Как можно говорить только об икономии посредством суждения "Бог есть..."?

  • Like 1
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Кстати, в старт-топике размещены две иконы Троицы, представляющие в разных стилях явление трех странников Аврааму. Хочу напомнить участникам и читателям форума: далеко не факт, что это было именно явление Троицы. См. также тему о мамврийской теофании.

 

Иллюстрации с публикации. :)

А тема о них действительно отдельная.

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

  • 2 недели спустя...

Почему Вы думаете, что Иоанн говорит только об икономии? Как можно говорить только об икономии посредством суждения "Бог есть..."?

Согласен, выходит онтология. Но познается она, эта онтология, через икономию, нет?

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Ну как, есть "познается" и познается". Явлена она нам, вкушаем мы ее, познаем ее в экзистенциальном плане, конечно, через домостроительство спасения. Но мы бы и в нем ничего не понимали, если бы не Откровение. На уровне умственном мы постигаем и божественную онтологию, и божественную икономию посредством Откровения (оно, конечно, в определенном смысле - тоже часть икономии :) )
  • Like 1
Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

  • 1 месяц спустя...

225217160_10217466794734032_542368353819413026_n.jpg?_nc_cat=106&ccb=1-3&_nc_sid=8bfeb9&_nc_eui2=AeHDguYemGLIs2sjv5cJto4IDSqhx92JL48NKqHH3Ykvj7OeNavTuhDyzjoC2AJaAl_FOyCgwZ2Q4YhX2gSECFGc&_nc_ohc=CpIPh7eyHzgAX-prel4&_nc_ht=scontent-arn2-1.xx&oh=76b487f6e1b0a1bc2575332bd64acc2e&oe=61321215

 

БОГ ОТЕЦ

 

Так и остается Он для многих непонятным и опасным. Да, конечно, Сын, молодой, мужественный, благородный и прекрасный в Своей жертвенности, вышел на первый план. Но на втором – Он. Кто? Суровый старик, как на картинах «Новозаветной Троицы» или – реже Старик, разбитый горем, как в «Оводе»? Старик-римлянин, убивший Сына-Победителя, но, в отличие от римлянина, воскресивший Его (и на том спасибо, хочется добавить).

Это образы теомахии и отечества-сыновства, характерные для языческих религий Европы. Да, во многом этот образ понимался так. Неспроста он был близок готам, последним и самым стойким арианам Европы, в полемике с которыми испанский правитель чуть ли не в отчаянии приказал добавить к Символу веры это «и от Сына» (из самых лучших побуждений, не понимая, конечно, каким знамением пререкания Filioque станет для христианского мира).

 

Но не забыли ли мы одну… нет, не мелочь – главное?

Иисус Христос явил нам Отца.

 

Это не значит, что Отец пришел под видом Сына. Это не значит, что Сын – образ обновления прихода Отца.

Для античности был характерен палингенез божеств: старое божество приходило в мир как младенец, как божество новое. Так приход Диониса, Асклепия, и других новых богов обновил культ олимпийцев. Бог явился снова, обновляя цепь времен. В этом можно упрекнуть христиан, впрочем, христиан всегда принято упрекать, даже когда они ответили на вековые чаяния человеческой души.

 

Но не Отец приходит под видом Сына. В мир приходит именно Иной, чем Отец, и открывает Отца, неузнанного, непознанного, оболганного, прекрасного, благородного и великодушного. Сын более не может терпеть лжи о Своем Отце. И Он делает шаг в мир.

Чтобы все узнали Отца воистину.

 

Чтобы картинка сурового деспота, седого домовладыки сменилась хотя бы удивленной растерянностью.

А потом появились прекрасные лица Трех похожих и непохожих друг на друга Ангелов.

 

Они молоды, прекрасны, связаны высокой любовью дружбы, самоотдающей и не ищущей своего. Они есть Бог Единый, Отец, Сын и Дух – и по-другому это не рассказать, а великий мудрец Плотин научил христиан, как говорить об этом максимально высоко и достойно. Среди Этих Друзей нет соперничества, нет злобы, нет задней мысли – Они живут невероятной полнотой жизни и отдают ее друг другу без остатка, Они верят Друг Другу, как Себе.

 

Такого не бывает, скажете вы.

Нет, такое есть.

И по этому образу Он, Троица, создал нас.

 

=AZVv_isGDp__HN_qyJ3e8A7sQff9zcYyRN7nj2imsC9jU77Ltb9RFgj-0Dx7EyF1wsA6S02fxorZQmiMzmmnn3VNyjYhaYrGJBZ0OvHSPHaRDTm7Ek77CDuLkEzy46AJWkf7Yt4EBznBD6IDSONcj4CahRdw1PN1lL19PNFUp5CSrNV5VYWZNziibIRq8HNfZOVIgV4Wj5qKeBwpEfmVtmN5&__tn__=-UC%2CP-y-R"]Olga Jarman

Ссылка на комментарий
Поделиться на другие сайты

Для публикации сообщений создайте учётную запись или авторизуйтесь

Вы должны быть пользователем, чтобы оставить комментарий

Создать учетную запись

Зарегистрируйте новую учётную запись в нашем сообществе. Это очень просто!

Регистрация нового пользователя

Войти

Уже есть аккаунт? Войти в систему.

Войти
 Поделиться

×
×
  • Создать...